«И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает и огонь не угасает. И если нога твоя соблазняет тебя, отсеки ее: лучше тебе войти в жизнь хромому, нежели с двумя ногами быть ввержену в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает и огонь не угасает. И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную, где червь их не умирает и огонь не угасает».
Да, все снова, как он и думал, — этот библейский бред. Листок быстро направился в мусорку. Что за упорная организация, а он был уверен, что это неугомонные бесконечные последователи Божьи всех цветов и окрасов, шлют эти бесполезные агитки! И главное, так прилежно, так регулярно… никаким другим образом, что, в общем-то, им не свойственно, больше не стараясь вернуть его на путь истинный.
А, плевать! Надо бы пожрать все-таки…
Поглощая последнюю булочку за невкусным — больше никогда не купит ничего по совету этой продавщицы — чаем и глядя, как кошка чавкает своей едой, он в тысячный раз думал о том, в чем состоит его жизнь. Не оттого, что на философию после почты потянуло, а по сложившийся уже привычке. И после кратких размышлений опять пришел к выводу, что не знает.
Тоша стукнул кулаком по столу, пытаясь пришлепнуть надоедливую муху. Муха проскользнула меж пальцев и беспрепятственно отлетела к окну. Стол подпрыгнул. Кошка тоже. По ее желтым глазам Антон прочел все, что она о нем думает.
— Не злись, — сказал он ей и попытался погладить.
Обиженная кошка оставила на руке глубокую царапину и вышла из кухни.
— Ну спасибо! — крикнул ей вслед Антоша.
Решив, что давно не тренировался, он последовал за кошкой.
В маленькой захламленной комнате, столь пыльной и пораженной смертельным видом бардака, что вряд ли излечим, Антон не без труда откопал старую потрепанную мишень. Повесив ее на специально вбитый давным-давно в стену гвоздь, он отошел в коридор, предварительно захватив с полки свой комплект метательных ножей. Метнув, практически не глядя подряд сразу три и поинтересовавшись результатом, Тоша остался более чем доволен. Что-что, а это всегда выходило у него блестяще!
И все же он потратил несколько часов, сбивая пыль с позабытой им когда-то мишени.
Уже ночью, ощутив привычный прилив обессиливающей лени, Антон решил, что не общался с диваном слишком давно, и нужно это исправить. Не раздумывая, бросив прежнее занятие, он помчался к нему с той же стремительностью, что развивают зеленые мальчики, спешащие на свидание со своей первой возлюбленной.
Утром, несмотря на тщеславное осознание того, что вчерашний день не прошел как обычно зря, и, на удивление спокойных и бескошмарных сновидений — что так редко с ним бывает! — Антон ощутил, как что-то мерзкое и неприятное тревожит его изнутри. Не понимая причину этого неудобного чувства, Домов пролежал два часа без движения, рассматривая своими черными, будто вороное крыло, глазами трещины на пожелтевшей штукатурке неровного потолка.
Наконец, не до конца осознавая, что делает, он вскочил на ноги, перепугав блаженно посапывавшую кошку, быстро нацепил штаны, какую-то майку, валявшуюся в пыльном углу и явно молящую о стирке, и покинул пределы своего царствования.
Жаркий воздух, прогретый палящим летним солнцем, пробирался в сухую глотку, раздирая ее, и Тоша не мог ни о чем думать, кроме как о том, чтобы купить воды. Как назло во всех ближайших магазинах был переучет. Проклиная это удивительное совпадение, Антон рыскал по пустым будничным улицам в поисках спасительной влаги. Насквозь пропитанная потом майка начинала раздражать, и Антон снял ее, засунув каким-то чудом в задний карман штанов.
Проходя мимо очередного двора, Домов получил одобрительные возгласы прогуливающих школу старшеклассниц, заглядевшихся на его оголенный торс. Что привлекательного они нашли в его хоть и подтянутой, но сгорбленной худой фигуре, он не знал, и только отчего-то ощутил досаду.
Отыскав все же ларек и выхлебав зараз всю бутылку, Тоша наконец-то смог сосредоточиться. Он огляделся и с удивлением отметил, что стоял там, где уже был ранее и где быть более не собирался. Неотрывно глядя на обшарпанные стены парадной и темное нутро приоткрытой двери, дышавшее столь манящей прохладой, он ощутил, как что-то мерзкое, что подняло его в этот день с дивана, гармонично слилось с воспоминаниями о прошлом.