— Я начну сейчас же, — он схватил бумаги и направился к выходу.
— Вы мой спаситель, Дмитрий Алексеевич! — лебезил Владимир. — Тут, вот тут, на обороте, мой телефон. Позвоните мне сразу, как что-нибудь узнаете.
— Разумеется, — кивнул Тоша. — До свидания, — он задержался в дверях, придумав препятствие для преследователя. — И знаете что? Идите-ка на работу. Многие, кто вот так поступает, возвращаются через день или два. Не выдерживают напряжения. Так что, возможно, он уже там.
— Да? Да, вы правы. Возможно.
— До свидания.
Домов быстро спустился вниз и сел в машину. Не раздумывая, он нажал на газ и помчался прочь от того места, где вскоре, может быть уже вот-вот, должен был появиться тот, кто может уничтожить его единственную нить к правде.
ОГА
Антон мерно раскачивался на высоких качелях в форме лодочки. Светило жаркое солнце, еще более палящее, чем в городе, что он оставил. Воздух плавился, а с ним плавилось и все остальное. Не было ни единого дуновения ветра в этом застоявшемся и плотном пространстве. Обесцвеченные деревья молчали, их серебристо-серые листья безжизненно повисли.
Вокруг все затихло. Провинциальные улицы были буднично пусты.
Домов сидел, согнув одну ногу в колене, а другой отталкиваясь от пыльной обезвоженной земли, и насколько мог внимательно изучал разложенные на растрескавшемся и исписанном детьми дереве бумаги, переданные ему сумбурным Владимиром. Антон совершенно не знал, где искать Соколова, и эти записи ему не помогали. Разве стал бы человек, желавший скрыться, возвращаться в то место, которое было известно преследователям? Тоша, во всяком случае, не стал бы. А наоборот, постарался оказаться там, где его могли меньше всего ожидать. Но это он… Как поступили бы другие, Антон не мог поручиться. Ищейкой он никогда не был. И это выходило у него не очень.
А вот пресловутый Дмитрий, видимо, на этом специализировался. Неужели ему и впрямь могли помочь чьи-то волосы?! Хотя Антону ли удивляться?
Домов со злости скинул листы на землю. Очевидно, что ему никогда не найти Соколова. А теперь, возможно, он упустил и Дмитрия. Проклятье! И выходку с проникновением в офис и временным исчезновением Наталья Осиповна не простит… Похоже, он все окончательно испортил…
Что он здесь делает? Решил поиграть в следователя? Показалось, что один, без босса, справится лучше? Какая смешная наивность… с его-то ленью! С неумением взяться за дело всерьез. Нужно было оставаться дома. Там диван, покой, привычки, которые он не желал менять. Рано или поздно начальница рассказала бы хотя бы часть тайны, а вся ему и не нужна. Лишь то, откуда он взялся, — этого достаточно.
— Извините, — обратился к Антону сгорбленный низенький мужчина.
Он появился для Домова, занятого своими мыслями, столь внезапно, что тот чуть ли не вздрогнул.
— Простите, — повторил незнакомец. — Вы случайно не Антон?
— Что? — Тоша уставился на него своими черными глазами.
— Антон Владимирович? — собеседник верно интерпретировал его тон и оживился. — Домов?
— Да, это я.
— Слава богу! — воскликнул мужчина и схватил Антона за руку, заставляя следовать за ним.
Домов встал, но не двигался, удивленный происходящим, и маленькому грузному незнакомцу было весьма трудно сдвинуть его с места.
— Идемте скорее! — суетливо проговорил он. — Скорее же, Антон Владимирович. Иначе все может провалиться!
— Кто вы такой? — спокойно спросил Тоша. Способность не паниковать и отсутствие страха делало его конструктивным собеседником даже в самых невероятных ситуациях.
— Соколов Николай Альбертович, — представился мужчина послушно.
— Но вы не тот Соколов, которого я ищу, — в этом Антон был уверен, он хорошо запомнил лицо ученого.
— Тот Соколов, которого вы ищете — мой брат. И он послал за вами меня. Скорее же, Антон Владимирович, умоляю!
— Ладно, — Домов решил не сопротивляться и, ведомый этим странным субъектом, смело шел за ним в неизвестность.
Они были похожи, братья Соколовы. Оба низкие и тяжелые. У обоих круглая, словно аккуратно выбритая на затылке лысина, простое, открытое лицо и какой-то затравленный взгляд. Но если у старшего, Николая, обросшего бородой и усами, крупные черты были расставлены так, что дисгармония бросалась в глаза, то у младшего, Анатолия, прежде, видимо, гладко выбритого, но теперь с трехдневной щетиной, они были более сглажены.
Антон сидел напротив этих двоих и дивился тому, как все получилось. Вот он на качелях, и даже не надеется отыскать ученого, который может открыть ему глаза на его прошлое, и вот он уже здесь, рядом с ним. Глядит на него, слышит его дыхание, вдыхает запах.