Вариантов, где завалиться до завтра, было немного, и раз уж выбирать не приходилось, они остановились в первой же попавшейся им на глаза гостинице.
Администраторша средних лет с таким лицом, какие обычно принадлежат безумным сплетницам, внимательным взглядом проводила Антона и его двух подружек, одна из которых отчего-то тащила с собой животное, разрываемая жутким любопытством и желанием позвонить подруженции, дабы поделиться рабочими новостями. Тот подлил масла в огонь, схватив, прежде чем скрыться из виду, Кири за плечико одной рукой, а Нину за попу другой.
Малышка на это лишь улыбнулась, как будто для Домова было привычно так поступать, зато вот спутница постарше вздрогнула и неосознанно отстранилась. Так как все это затевалось лишь для того, чтобы дать администраторше больше поводов для подозрений, Антон без лишних слов опустил руку.
Они прошли в свой номер. Кири сразу плюхнулась на кровать, к ней же Нина положила и кошку. Эти двое прекрасно сосуществовали вместе, причем — удивительно! — не пересекаясь. Сама же девушка устроилась в кресле и, чтобы хоть как-то отвлечься от осаждающих ее мыслей, схватила лежавшие на столике журналы, принявшись их читать с таким серьезным видом, будто там рассказывалось об Александрове и его делишках, а не о шляпках и сумочках.
Домов, бросив в угол вещи, вышел в коридор, заявив, что пойдет купить еды. Его никто не останавливал. Несмотря на уже не ранний час, было еще светло, чтобы Кири сильно волновалась, а Нина и вовсе не желала его видеть.
Вскоре он вернулся с продуктами. Откушав в полнейшей тишине скромненьких бутербродов и — по просьбе Кири — пирожков, они вновь занялись каждый своим делом. Тоша завалился на кровать рядом со своей «сестричкой». В магазине, где он затаривался, ему на глаза попались фломастеры и раскраски, и он — черт побери, отчего?! — приобрел всю эту муть. Девочка совершенно не знала, что нужно с нею делать, и Антон, словно и правда старший брат, принялся рассказывать и показывать. Этот процесс так увлек ее, что она даже отпустила лампу и шкатулку, хотя они все равно были с нею рядом.
Нина все так же сидела в кресле. Ее лицо было чересчур серьезно, хотя на самом деле она просто пыталась сосредоточиться на тексте, ведь она просматривала одну и ту же страницу уже десять минут и ничегошеньки не могла понять! Слишком много мыслей кружилось в ее головке, чтобы было возможно ни о чем не думать. Иногда девушка поглядывала на своих спутников, и в эти минуты не могла решить, бесит ли ее то, что Антон так мил с этим мелким отродьем семи судей, или же, наоборот, умиляет.
Наконец Кири задремала. Ее личико было умиротворено, она мирно посапывала, прислонившись к Домову, словно зная, что так была в безопасности.
— Разбери его, — обратился Тоша к Нине.
Та не сразу поняла, о чем он, но потом, догадавшись, встала. Ее кресло, в котором она совершенно безрезультатно пыталась выкинуть прошедшее из головы, было дополнительной кроватью. Вскоре Кири, бережно перенесенная Антоном, уже лежала на нем — с ее хрупкой конституцией как раз! И рядом с ней находилась шкатулка, помещенная ей под ладонь, и светила лампа — на случай, если она проснется ночью.
— Ой, мороки с ней в институте у ученых было… — прошептала Нина, глядя на маленькое тельце, скрюченное в позе эмбриона.
— Да уж, — согласился Тоша. — Хотя… в ее комнате горела целая сотня ламп, ей не должно было быть так же страшно, как тут.
— Целая сотня?! — удивилась девушка.
— Да, очень много. Я чуть не ослеп, когда зашел.
— Это с непривычки. Из темного коридора…
— Говоришь так, словно была там.
— Нет, никогда, — возразила Нина. — Я просто представила… Только отец Жени как-то наведывался в институт… Нас он с собой не брал.
— Ясно.
— Да и кто бы нас туда впустил? Охрана там хорошо поставлена! Просто так не проскользнешь. Там из одного кабинета в другой-то не попадешь, если нет допуска, а не то чтобы внутрь пробраться незаметно или выбраться из него!
Домов внимательно на нее посмотрел.
— Николай Иванович собирал информацию… — неуверенно оправдалась девушка. Пристальный взгляд черных глаз смутил ее.
— Ясно, — повторился Тоша, и беспристрастно отвернулся.
Нина отправилась к окну и, сама не зная зачем, уставилась в него еще более внимательно, чем до этого в журнал. Домов, выключив свет, сел обратно на кровать. Он смотрел на ее силуэт, очерченный неясным синеватым цветом, и никак не мог решить, чего же хотел. С одной стороны, он знал, что желал бы остаться совсем один, развалиться на своем диване и, как обычно, растворяться в темноте, отдаваясь тяжелой дреме, пророчившей ему кошмары. Но с другой, это пышное тело все еще влекло его, а воспоминания распаляли вожделение.