– А ты-то откуда это знаешь?
– Поговорил с девушками.
– Где, в «Сладостях»?! – поразился Кин Зи.
– Ну да, – пожал плечами Тэи Зи. – Попили чаю, поболтали…
– Что сделали, прости? Напоминаю: «поболтали» в твоем случае – это когда ты произносишь три слова за разговор, вместо одного.
– А это так важно?
– Хм… – Кин Зи потер подбородок. – Быть ты там мог только в то утро, когда на тебя коробок навешали… Я прав?
– Ну да.
Кин Зи снова поднялся со своего места, подошел к Тэи Зи и уселся рядом.
– Тэи, – вкратчиво спросил он, – а помнишь, ты сказал, что привратник Иове Ли, Йогрет, сначала на тебя коробки свесил, а потом пошел кондитерскую открывать? Где же ты чай-то пил? Уж не за другими ли дверями?
Тэи Зи промолчал и снова закрыл глаза. А Кин Зи вдруг просто расхохотался во весь голос.
– И когда ты туда завернул? До архивов или после? – он, смеясь, хлопнул Тэи Зи по плечу, позабыв про заживающие ладони. – Или, может, вместо?!
Тот, не открывая глаз, пожал плечами, все еще сохраняя полнейшее спокойствие:
– Ну, уж точно не «вместо». Просто заглянул по дороге. Думал, спрошу кое-что…
– Да уж конечно! И ведь ни слова! «Я в архивах был!».
– Ну, я и в архивах тоже был.
– Не сомневаюсь! Ты у нас, как выясняется, на все руки…
– Да при чем тут руки… – начал было Тэи Зи, открыв глаза.
Но, вдруг осознав всю двусмысленность начатой реплики, улыбнулся, сморщился и закрыл глаза ладонью. Кин Зи захохотал еще громче:
– Все, Тэи, лучше ничего не говори! А то хуже будет!
Странная это была картина: двое, пожалуй, впервые за всю свою долгую жизнь от души смеющихся санорра в маленькой пыльной нише, освещенной неярким бледно-голубым светом кристалла, среди нагромождённых вокруг обломков и торчащих кусков стеклянных глыб. И ни один из них ни посмотрел наверх, когда просевшая и покрытая трещинами плита над ними затрещала на этот раз как-то особенно громко, а разлом на ней начал расползаться в стороны и на этот раз, похоже, останавливаться не собирался…
Глава 39
Холодные щупальца тумана, исходящие трещащими искрами, вырываясь из серых пальцев Тиао Тэй, опутывали дневник, пытаясь проникнуть под переплет. Но все попытки были безуспешны – печать держалась непоколебимо. Наконец, он швырнул его на пол к ногам Мэй Си.
– Ты смогла удивить меня дважды, – прошипел он. – Безупречная работа.
Он приблизился к ней и, указав на книгу, приказал:
– Распечатай.
Мэй Си промолчала.
– Гордая… – кивнул Тиао Тэй. – Тогда поговорим иначе.
Мэй Си почувствовала, как все защитные барьеры, которые она тщательно возводила вокруг своего сознания всю жизнь, вдруг взорвались и рассыпались на тысячи осколков. Чужая воля ворвалась в ее разум, скрутила его, вонзилась раскаленным холодом. Она нестерпимо давила и жгла, требуя полного подчинения.
Мэй Си застонала. Она билась, пытаясь вырваться из-под давления, но не могла думать ни о чем, кроме непереносимой боли. Казалось, что еще мгновение и невидимое ледяное пламя охватит ее целиком, превратив в пепел, и она была бы рада этому, но смерти все не было, и чудовищная пытка продолжалась.
Наконец Тиао Тэй отпустил ее. Рухнув на пол, Мэй Си пыталась отдышаться, а он, торжествуя, стоял над ней.
– А печати-то не твои, – сказал он. – Что же ты сразу не сказала? Кто постарался?
Она ничего не ответила, с трудом ловя ртом воздух.
– Не помнишь? Давай я помогу.
Снова удар. Снова боль. Пронзающая, испепеляющая, режущая. Она полоснула, вгрызлась. Мэй Си почувствовала, как кто-то раскручивает, разворачивает ее сознание, словно свернутую ленту, просматривая каждое воспоминание, каждый образ, каждое запечатлённое в памяти слово. Она пронзительно закричала от непереносимой боли, подобной которой до этого мгновения не испытывала никогда. И когда все вдруг оборвалось, она сжалась у колонны и даже не нашла в себе сил отвернуться, когда серое все время изменяющееся лицо приблизилось к ней. Тиао Тэй присел рядом.
– Так вот, оказывается, в чем дело. Теперь понятно, что за странная печать на книге.
Он протянул к ней руку, взял за ледяными пальцами за подбородок и повернул голову к себе.
– Знаешь, а ведь проход, по которому вы попали сюда, закрыт. Скорее всего – уничтожена сама арка. Ты ведь понимаешь, что это означает для тех, кого вы оставили там?
Мэй Си промолчала. На ее лице не отобразилось ни одной эмоции, хотя сердце и рухнуло в бездонную ледяную пустоту. И когда она открыла глаза, в них не было ничего, кроме холодного спокойствия.