– Да.
– Удалось достоверно установить две вещи: во-первых, они написаны той же рукой, что и письмо. К письму нам доступ, конечно, закрыт, но до вас все главы Старого Города это подтверждали. Вы согласны с ними?
– Согласен, это одна рука.
– Прекрасно. И во-вторых: стало ясно, что автора сказок из нашего первого эйцваса все равно бы не получилось – фантазия у него была богатая, а вот слог так себе. Учитывая, что все ограничилось двумя этими листочками, он, кажется, и сам это, в конце концов, понял.
Решевельц не спорил. Ему, как и всем его предшественникам на этом посту, было известно намного больше, чем самым осведомленным смотрителям архивов. Первый эйцвас не писал того письма, автором которого считался. Он сохранил в тайне, как и от кого он его получил. Не рассказал он и о том, откуда взялось то кольцо, что потом передавалось от одного главы Старого Города к другому. То самое кольцо, копию которого на днях отдал ему санорра. А, значит, и оба листка, обнаруженные много позже и хранившиеся сейчас в архивах, были также написаны кем-то другим. Кем-то, к чьим словам совсем не стоило относиться с легкомыслием.
Глава 17
Теплым осенним вечером в дверь комнаты ничем не примечательного гостевого дома «У ворот» (который и вправду находился на самой окраине Аверда) постучал мальчишка-посыльный. Через какое-то время за ней послышались неторопливые шаги и мужской голос спросил:
– Что нужно?
– Мне нужен господин Мерц.
Несколько секунд за дверью молчали.
– И что у тебя к нему за дело?
– Алман, хозяин «Пенной шапки», просил передать ему привет и записку.
– Привет, значит?
– Привет… ой, то есть, дружеский привет! Дружеский привет и записку.
Замок щелкнул, и дверь открыл мужчина в халате. Судя по мелким перьям в черных волосах и всклокоченной бороде, он только что крепко спал.
– Тебе если что-то сказали, ты запоминай, – невнятно пробурчал он и протянул руку, – Давай, что у тебя там.
– Вы – господин Мерц?
– Нет, я эйцвас Решевельц. Пропил с горя свою белую хламиду и красную шапку, потому что устал от тупых вопросов, – хозяин комнаты широко зевнул. – Давай уже свою записку.
– Если вы господин Мерц, то тогда покажите, что должны, – отступил на шаг мальчишка.
Мужчина недовольно пожевал губами, отчего его дикая борода зашевелилась как живая, и полез в карман халата. Пошарив в нем, он вынул небольшой диск. Посыльный посмотрел на него, кивнул и протянул свернутый лист бумаги. Незнакомец сунул листок в карман и, ни слова не говоря, закрыл дверь.
Мальчишка остался стоять перед дверями. Подождав немного, он снова постучался. Заспанный тип выглянул снова.
– Чего тебе еще? – спросил он.
– Мне, что, просто идти? – поинтересовался курьер, все еще надеясь, что у бородатого проснется совесть.
– А Алман больше ничего не передавал?
Нет, совесть, похоже, либо глубоко спала, либо отсутствовала в принципе.
– Нет, не передавал, но…– начал мальчишка.
– Так чего же тебе надо? – хмуро перебил его Мерц.
– Ну, я вообще-то через весь город бежал и…
Закрывшаяся дверь оборвала его претензию. Щелкнувший замок поставил в разговоре точку.
«Жмотина лохматая!», – подумал посыльный и адресовал бородатому оскорбительный жест. Потом он смачно плюнул под дверь и бегом побежал вниз по лестнице.
Оставшись один, мужчина развернул записку. Она была очень короткой: «Из-за стены новостей нет. А сегодня привезли тот сыр, что ты обычно берешь. Подойди, посмотри. Алман».
Прочитав написанное, мужчина смял записку и бросил ее на блюдце. Потом он поджег бумажный комок, а когда он превратился в пепел – выбросил серый порошок в камин. Несмотря на то, что в послании было всего несколько слов, он узнал достаточно: в Старом Городе определенно уже заметили пропажу камней, но не поднимают из-за этого шума. И можно было бы спокойно покинуть город, но торопиться, кажется, не стоит. Судя по всему, появилась неожиданная работа.
Вечером жители центральных кварталов Аверда направляются на прогулку в парк или разгуливают по площади, делясь новостями и демонстрируя друг другу новые наряды. Публика попроще же спешит в корджи, что на окраинах, чтобы выпить пива, поорать во все горло песни, поплясать, отбивая каблуки, а иногда и немного почесать кулаки по какому-нибудь поводу или даже без него, исключительно веселья ради.
Корджа «Пенная шапка», что чуть в стороне от порта, для этого подходит идеально. Алман, который получил дело в наследство, никогда не лез ни в чьи дела, но и обижать никого под своей крышей не позволял. Говаривали (под страшным секретом, конечно), что своим рождением хмурый и неразговорчивый корцве обязан не своему папаше – суетливому худощавому гельду, всю жизнь прожившему в городе, а некоему заезжему гедару, которого как-то приютила на ночь его горячая матушка в отсутствие супруга. Но, поскольку, в придачу к скрытному нраву, Алман обладал еще и недюжинной силой (что только подтверждало разные пикантные догадки), о тайне, окружающей его рождение, говорили очень тихо, крайне редко и никогда – в стенах «Пенной шапки».