– Ну, допустим, мы договоримся – прервал он бормотание блондинки. – Однако я еще слишком дорожу своей шкурой, чтобы оставлять ее на вашей лужайке. А ваши друзья – санорра шутить привычки не имеют. Один раз они это уже дали понять.
– Пфф, – презрительно сложила губы трубочкой собеседница, – не трясись, никто сейчас ничего не ставит. И вообще, сейчас в доме нет никого, кроме меня и Кин Зи. Но, он хоть и из них… ну, из этих, но ничего такого не умеет. Вот пострелять – это да. Пострелять – это он может.
Хихикнув, она ткнула пальцем Мерцу в грудь.
– Щелк – и наповал!
Мерц поднялся с места.
– Будьте счастливы.
– Да погоди ты! – девчонка ухватила его за рукав. – Чего обиделся-то? Я же шучу, понимаешь? Шутки шучу…
– Неудачная шутка.
– А потому что мне сейчас, знаешь ли, не до шуток! – ее губы снова задрожали, а едва просохшие глаза снова стали мокрыми. – Какие шутки, когда тут… этот… чтоб его…
– Рубашку отпустите.
– Да постой! Надо тебе, чтобы дом пустой стоял – будет тебе пусто! Я те слово даю! Честно-честно!
Мерц внимательно посмотрел в ее глаза. Даже весьма замутненные алкоголем, они смотрели на него с отчаянием. И она явно не врала. Медальоны продолжали молчать. И аганиты опять же… Ладно, поговорим.
– Хорошо. Но больше никаких шуток.
Девица кивнула и оставила его одежду в покое. Потом отпила пару глотков воды, сморщилась, поставила стакан на место и полезла в висящий на поясе кошелек, собираясь расплатиться. Достав горсть монет, негнущимися пальцами попыталась отсчитать нужную сумму, но не смогла и просто высыпала все деньги на стойку. Да уж, если и врать, то не в таком состоянии.
Затянув шнурок кошелька, она повернула голову к Мерцу.
– Ну, и как? Что скажешь?
– Хорошо, – кивнул он. – Я возьмусь за ваше дело.
– Молодец! – Девчонка с размаху хлопнула его по плечу.
Мерц поморщился – рука у нее была хоть и изящная, но крепкая.
– Когда?
– А вот это уже мое дело. Но ближайшую неделю по вечерам дом должен быть пустой.
– Не дура, поняла, – развела руками девица. – Сколько я буду тебе должна?
Она снова полезла в кошелек. Мерц придержал ее руку:
– Давайте договоримся так, – предложил он, – если я смогу достать эти запонки, то я оставляю их себе и мы расстаемся с миром, забыв друг о друге. В случае осложнений, вы в течение трех дней выручаете меня из рук ваших приятелей в Старом Городе или из подвала в гарнизоне. Если вы про меня забываете – я выкладываю им все о нашем договоре. Идет?
Он протянул руку. Девчонка просияла и постаралась ответить на рукопожатие, однако, сделав несколько безуспешных попыток ухватить протянутую ладонь, захихикала и просто кивнула головой.
– Договорились! – и вдруг, прекратив смеяться, вздохнула: – Ох, Энлиан Свейа.. Светнанос… как же я так набралась-то?
Она тяжело слезла с высокого стула, пошатнулась и ухватилась за стойку.
– А теперь я пойду домой, пока меня не вытошнило прямо тут. Эй! – окликнула она стоящего недалеко Алмана и указала на рассыпанные по стойке монеты. – Прибери вот! Это тебе за выпивку… ну, и за все вообще.
Неверной, покачивающейся походкой, она прошла через зал, открыла дверь и вышла на улицу.
Алман подошел и собрал оставленные кеватры.
– И что? – кивнул он головой вслед вышедшей.
– Дело, вроде бы, подходящее, – задумчиво пробормотал Мерц – Присмотрюсь.
И он направился вслед за светловолосой посетительницей.
Уже на следующее утро Мерц снял дом напротив того, что его интересовал. Прикрыв шторы, он посвятил все время наблюдению за соседскими окнами и окружающей улицей, но ничего подозрительного не заметил. За целый день во дворе так никто и не появился, хотя весь вечер и всю ночь в двух окнах второго этажа горел свет и несколько раз в окне появлялся тот самый санорра то с кувшином, то с тазом в руках. Мерц усмехнулся: серокожему, похоже, досталась роль сиделки при его вчерашней знакомой. Ну, ничего, будет красавице наука на будущее.
Похоже, все было тихо, никто за домом не наблюдал. Выложенные на окне сигнальные медальоны тоже вели себя спокойно. Только некоторые из них начинали едва заметно мерцать, когда санорра появлялся в поле зрения.
На следующий день, ближе к полудню и сама трактирная собеседница появилась в окне. Вид у нее был жалкий. Около часа она просидела, глядя грустными глазами на улицу, затем с трудом поднялась и ушла в комнату, задернув за собой шторы.