— Я вообще не курю.
— Тогда договорились. Подождите, я сейчас вас отведу.
Девушка вытащила из сундука дерюжину, подушку, тонкое одеяльце и всё это вручила Саше.
— Идите за мной.
Они вышли из избы, повернули на задний двор, миновали коровник. На отшибе стояла баня и сарай.
Девушка шла первой, Саша — сзади и невольно любовался фигурой Олеси.
Хозяйка распахнула широкую дверь. Одна половина сарая была пуста, в другой находилось сено.
— Здесь и располагайтесь.
— Спасибо, — Саша разостлал на сене дерюжку, бросил на неё подушку и одеяльце.
В сарае одуряюще пахло разнотравьем.
— Как вас звать-то?
— Ой, извините — забыл представиться. Александр, тридцать шесть лет, москвич.
— У-у-у! Старый уже! — рассмеялась девушка.
Александр чуть не поперхнулся. Это он-то в свои тридцать шесть — старый?! А с другой стороны — он ведь её в два раза старше. И вообще — всё относительно. Перед самым призывом в армию ему тридцатилетние казались почти дедами.
— Отдыхайте сегодня, Александр, завтра за дровами пойдём.
— Слушаюсь, хозяйка! — Александр шутливо поклонился.
Олеся ушла. Саня же улёгся на дерюжку и закинул руки за голову — так легче думалось. Во-первых, надо придумать легенду — кто он и как сюда попал. Во-вторых, что Олесе сказать соседям, если они поинтересуются её постояльцем?
Если беженец и идёт из Бреста, от родни — то почему бы ему не вернуться к ним? Не пойдёт. Тогда — версия о разбомблённом поезде. Правдоподобно, по крайней мере — для Олеси. Она пока вопросов не задавала, но спросит обязательно, женщины — народ любопытный.
А вот соседи? Чужой человек в деревне заметен сразу, это не Москва или Питер, где жильцы подъезда не всегда знают соседей. Если сказать, что родственник, то почему живёт на сеновале, а не в избе?
Александр перебирал один вариант за другим, пока не остановился на дезертире… Уклонился, мол, от призыва в Красную Армию, не хочет служить ни Сталину, ни Гитлеру. Вот и подался к дальней родне в глухомань, от любых властей подальше. Учитывая, что в Западной Белоруссии, не так давно присоединённой к СССР после известного договора Молотова — Риббентропа, жители ещё не очень верили Советам, это могло пройти.
До самого вечера Александр обдумывал свою легенду, поведение и будущую деятельность. Не такой он представлял себе войну — в отрыве от своих, без боевого задания, и самое паршивое — без поддержки и сроков возвращения.
Но и преимущество у него, в отличие от пехотинца или танкиста, было. Его этому учили! Для рядового любой армии попасть в окружение — стресс, ситуация нештатная, из которой нужно выбираться. А для диверсанта — норма.
Одно уязвимое место, правда, в его плане есть — Богдановка. Спецназ ГРУ — это разведка тактическая, армейская. Забраться в ближний тыл, километров за сто-триста, навредить посильнее и уносить ноги.
Это первое управление КГБ, переросшее затем во Внешнюю разведку, занимавшееся разведкой стратегической с агентами под прикрытием — теми же дипломатами, журналистами, торговыми представителями. И агенты-нелегалы тоже у них — вроде небезызвестной Анны Чапман. Скрупулезная работа, подготовка годами ведётся, и работать нелегалу приходится в чужой стране десятилетия, а то и всю жизнь. Изучать страну внедрения надо тщательно, знать все мелочи, на которые в обыденной жизни внимания не обращают, а внимательный взгляд меж тем сразу заметит: ботинки не так зашнурованы, сигарету не так затушил, швейцару чаевых много дал, машину припарковал не как, скажем, француз.
В каждой стране свои особенности. Если итальянец, то почему пасту не любишь? А парень, может, и слово-то это впервые услышал в разведшколе — вырос на картошке. Откуда ему знать, что паста бывает с сыром разных сортов и с прочими приправами? Нет, стратегическая разведка — иной уровень, своего рода высший пилотаж при максимальном самоотречении и самопожертвовании. И построена она фактически на патриотизме, поскольку оплачивается не по результату. Кто припомнит хоть одного разведчика, ставшего олигархом? И славы там не заработаешь. Только единицы из них становятся известными, да и то после громких провалов. Спецназ же — другое: своего рода боевики, кулак, бьющий в уязвимое место врага. Ударил — отошёл. В положении же Александра отходить некуда. Родни нет, документов нет. Для немцев он однозначно враг, для своих — неизвестно кто, человек ниоткуда. Ни одну серьёзную проверку среди своих в НКВД он не выдержит. Такого лучше в лагерь определить или расстрелять.
Потому по мере размышления его убеждение остаться в немецком тылу только окрепло. Но вот проблема — где развернуть свою деятельность? Ведь даже волк не режет овец вблизи своего логова. Так и ему надо вести боевые действия вдали от Богдановки.