Они ушли, а поглядевшую им вслед Катю охватило безысходное горе. Ну что можно сделать? Человек погиб, да еще какой! Нет для Лидуши спасения, нет…
Но что-то вдруг заставило ее повернуться к своему подопечному. То, что она увидела, изумило девушку: ее встретил прямой внимательный взгляд Бездока. Глаз большой, широко раскрытый, тревожный. Неужели он все понял? Показалось, что губы ранбольного движутся, как при медленной речи. Но слов нет. Или не слышно? Верно, разговор врачей, их спор передалось и ему. И он что-то понял…
Она принялась привычно промывать и протирать израненное лицо, ставить примочки, смазывать. Работать. Его губы оказались совсем близко, и она услышала тихие-тихие, как дыхание, слова. Понять. Надо понять! Слова повторялись и повторялись. Выходит, Бездок заговорил!
Глава пятая
ОСОБИСТ
Уполномоченный особого отдела «Смерш» Евгений Харитонович Румянов с большой неохотой посещал окружной военный госпиталь, который входил в контролируемые им гарнизонные спецчасти. Старший лейтенант двадцати пяти лет от роду чувствовал себя неловко среди медиков, в основном людей пожилых, и особенно среди молодых девушек и женщин — врачей, медсестер и санитарок. Их было много в госпитале. Не единожды он ловил на себе иронические взгляды медичек: как это так, широкоплечий здоровяк, которому самое место на передовой, крутится тут, в глубоком тылу. И в госпиталь он старался ходить как можно реже.
Но вот случилось самоубийство ранбольного, и ему — хочешь не хочешь — пришлось каждый день посещать неприятное для него учреждение. Начальство требовало тщательного расследования, выявления виновных для их строжайшего наказания. Главным образом, выяснения, нет ли тут определенного вражеского умысла и вредительства.
Направляясь к недолюбливающим его медикам, он уже в который раз разбередил свою душу мучительными воспоминаниями. Снова прокручивал прошлое, так до конца им непонятое, искал причины его отзыва из боевого полка.
Еще на подмосковной формировке он испытал какое-то тихое и упорное сопротивление молодых командиров. Большинство из них слушали его наставления с безразличными, иные даже с угрюмыми лицами, а один из них, девятнадцатилетний юнец, только что вышедший из краткосрочного училища военного времени и, минуя взвод, назначенный командиром батареи, даже отказался выполнять его указания. А они с точки зрения Румянова и, конечно, его начальства были абсолютно необходимы.
— Послушай, лейтенант, — по-отечески наставлял свежеиспеченного комбата уполномоченный особого отдела, — учел ли ты такое обстоятельство, что почти восемьдесят процентов личного состава вверенного тебе подразделения являются бывшими спецпереселенцами. Понял? То есть в большинстве кулаками или кулацкими детьми. Их в свое время из Центральной России высылали на Урал и в Сибирь…
— Ну и что? — спросил молодой командир.
— А то, — вразумлял его оперуполномоченный, игнорируя задиристость мальчишки, — а то, что за ними нужен глаз да глаз. Они, чего доброго, и к противнику могут перебежать. А потому должна быть подготовлена необходимая агентура для контроля за поведением подозрительных бойцов. Пойми, это просто необходимо. Ясно?
— Во-первых, не обращайтесь ко мне на «ты», — ответил строптивый офицер. — А во-вторых, доносчиков в своей батарее я не потерплю. Понятно? Как я буду воевать рядом с бойцами, подозревающими друг друга… Этого я не допущу!
— Как же, — со спокойной иронией заметил особист, — как же вы это сделаете?
— А так. Как узнаю доносчика, а я узнаю, то назову его перед строем всей батареи.
— Ну и ну… — В душе Румянов не хотел огласки, тем более такой стычки с комбатом перед отправкой на фронт, и не стал сообщать своему начальству о строптивом лейтенанте. Конечно, Румянов сделал все, что полагалось: осведомителей подговорил, проинструктировал, установил с ними секретную связь. Но по дороге на фронт произошла еще одна неожиданная неприятность. Эшелон полка стоял на запасных путях московской окружной железной дороги. И в это время Румянов узнал от своего агента, что самоуверенный комбат отпустил лучшего водителя батареи, в недавнем прошлом столичного таксиста, в город. И зачем — подумать только? За папиросами. Отец шофера, старый мастер на известной фабрике «Ява», подбросит сыну и его товарищам курева. Румянов ждал возвращения самовольщика. Но прокараулил. Так ловко «причалил» фабричный грузовик к эшелону, так быстро разгрузили и припрятали драгоценное курево, что Румянов даже не заметил. И сам таксист оказался в вагоне. И все же один из осведомителей доложил Румянову, что запас папирос спрятан в батарее.