Среди прочих назвали и нас со Стефаном. Речь шла не о том, чтобы наказать нас, или выгнать со службы. Но, как запятнавшие себя сотрудничеством, мы должны были продолжить службу в других замках ордена. Под надежным присмотром и, как я подозреваю, до конца дней своих. Меня отправляли во Францию, Стефан — в Шотландию, и это было настоящим ударом. И что же, на этом все? Я опять вернусь туда, откуда начал, но на этот раз без малейшей возможности узнать, где прячут любимую?
Объявили нам эту новость на всеобщем построении. Отобранных для перевода в другие гарнизоны тут же отвели в сторону от прочих, основная масса воинов, оживленно обмениваясь новостями, ушла. Мы продолжали стоять, хмуро озираясь, и было нас человек пятьдесят. Без оружия и брони, и без каких-либо шансов что-то изменить, или исправить.
Вместе с новым управителем замка прибыла сотня воинов. Пара десятков всадников в тяжелой броне ожидала в седлах неподалеку, поглядывая в нашу сторону с живейшим интересом. Позади нас расположилось десятка три арбалетчиков. Страшные их машинки были отчего-то заряжены, и глазели на нас стрелки просто неотрывно. Похоже, барон де Гаргат был человеком весьма предусмотрительным, и не намерен был давать нам ни единого шанса.
Я стоял стиснув кулаки, и напряженно размышлял. Ну должен же быть хоть какой-то выход! Судя по угрюмым насупленным лицам окружающих меня воинов, по вороватым взглядом, какими мерили они расстояние до арбалетчиков и всадников, многие пытались что-нибудь придумать. Все понимали, что карьере их пришел конец, и они так и завершат службу будучи ничем, и владея ничем.
Некий богато одетый дворянин отделился от группы воинов, беседовавших о чем-то у входа в донжон и медленно направился к нам. Рядом семенил тот самый писарь. Он забегал то справа, то слева, и, судя по артикуляции, непрерывно лебезил. Держался дворянин по-хозяйски, на писаря обращал ровно столько же внимания, как и на кружащих по двору мух, и мы притихли с опаской ожидая, какие еще неприятности принесет нам судьба.
Я опустил глаза. В душе клокотала буря, я готов был вцепиться в горло любому, и опасался не сдержаться. Смотреть же с вызовом в глаза спутнику нового управителя замка представлялось мне верхом безрассудства. Ссылка ссылкой, но болтаться в петле, или отправиться под топор палача у меня не было ни малейшего желания. Дворянин приближался, он шел прямо на меня. Я упорно смотрел вниз, и когда сапоги из дорогой кожи остановились прямо передо мною, так и не понял глаз.
— Вот этот выглядит многообещающе, — лениво обронил чей-то смутно знакомый голос, — экая зверская физиономия. По виду — клятвопреступник и убийца. Что он натворил?
— Один из самых отпетых, — с готовностью зажурчал писарь. — Очень умен, чрезвычайно опасен. Собственно это он проник в замок Ламбье.
— Глаз у меня набит, — вальяжно отозвался дворянин. — Насквозь их вижу.
Писарь угодливо захихикал. Я же судорожно вспоминал, где слышал этот голос. Англия, Франция, Германия? Венеция быть может?
— Ну что, воин, пойдешь ко мне на службу? Будет опасно, зато есть возможность выбиться в люди, — тон дворянина из вальяжного стал властным, хозяйским, и тут я вспомнил. И поднимая взгляд я уже знал кого увижу.
— Готов служить вам, мой господин, — четко отрапортовал я глядя прямо в глаза Жаку Керу.
— Пометь его в своем списке, — приказал Жак писарю. — Поедет со мной. Поглядим, так ли этот каналья хорош, как ты расписываешь. Если и в самом деле покажет себя — награжу, если нет…
Несколько мгновений он смотрел в глаза писарю, тот стоял спокойно, взгляда не отводил… А то, что жилка на виске заколотилась да струйка пота побежала, так это от жары, не иначе.
— Разрешите обратиться, сэр, — быстро сказал я, боясь опоздать.
Высокомерно вздернув голову, Жак свысока оглядел меня, явственно давая всем понять, как ничтожен я перед его величием. Выдержав паузу, недовольно буркнул:
— Чего там у тебя? Если попусту решил потратить мое время, я могу и передумать!
— Раз вам нужны проверенные и способные люди, — поклонившись сказал я, — есть один такой на примете. Святой девой клянусь, жаль зарывать этакий талант в землю. Преданный и верный, золото только от хозяина берет.
В глазах у Жака мелькнули искры, он недоверчиво фыркнул.
— Родственничка желаешь пристроить? Вздумал пригреть змею на моей груди?
— Что вы, господин, — возмутился я. — Просто стараюсь вам услужить. Обещаю, не пожалеете!
Отвернувшись, Жак зашагал прочь. Удалясь на десяток ярдом обронил что-то писарю, не поворачивая головы. Тот, поклонившись, тут же повернул обратно. Юноша вприпрыжку подлетел ко мне, глядя уже иначе, как на своего.
— Ну ты дерзок! — заявил он с восхищением, — Да ты хоть знаешь, с кем разговаривал? Да он тебя мог… эх!
И уже другим тоном, деловито:
— Я так полагаю "преданный и верный" это дружок твой, с которым вы не разлей вода? Ну так забирай его и бегом к конюшне, его милость вот-вот уедет.
Протолкавшийся сквозь строй Стефан хлопнул меня по плечу, и мы быстро зашагали за удалявшимся Жаком Кером, спиной чувствуя тоскливые и завистливые взгляды прочих неудачников.
— Ты знаешь где мы будем служить? — на правах соратника спросил я у писаря.
Тот покосился с сомнением, но снизошел, верно рассудив, что никакой тайны в том нет, и все равно мы скоро все узнаем.
— Где, где, разумеется в замке Барнстапл! Рыцарь, что отобрал вас, доверенное лицо одного из магистров, графа де Берлара. Ну вам и повезло, с ума сойти! Верно, родились с серебряной ложкой во рту. И тут при хозяине были, и там угодили поближе к кормушке!
— Не сглазь, — фыркнул Стефан. Помолчав, добавил:
— Чует мое сердце, за то доверие нам придется не раз свою кровушку пролить.
Я философски заметил:
— Лучше чужую, ее не так жаль.
На то, чтобы собрать пожитки нам дали ровно пять минут, мы уложились в три, разумно решив не мешкать. Хрипло пропел рог, ворота замка отворились для нас в последний раз, и мы выехали, держась в самом хвосте отряда. Впереди нас ждала таинственная обитель ордена, сердце врага.
В самом центре Парижа воздвигнут гордый замок Тампль. Внутри круга стен там возвышается семь гордых башен, самая высокая из них ростом с двенадцатиэтажный дом. Бывшая главная резиденция храмовников — предмет гордости обитателей столицы наряду с Нотр-Дам-де-Пари и часовней Сент-Шапель, где, всяк знает, хранится Терновый венец Спасителя.
Ни один из гостей Парижа, будь он простая деревенщина, дворянин, или повидавший многое купец не может удержаться от изумленных восклицаний при виде Тампля. Минул век, как умер последний из храмовников, давно позабыты легендарные их спесь и высокомерие, а созданное ими по-прежнему будоражит душу. Умели раньше строить, еще как умели. Я окидываю взглядом Барнстапл и заключаю: и не разучились!
Разинув рот я разглядываю мощную, подобных раньше не встречал, крепость у просторной бухты. Она окружена глубоким, голова кружится, рвом. Опоясана двойным рядом высоких стен, мощные башни щетинятся дулами пушек. С обеих сторон у входа в забитую судами просторную гавань высятся грозные форты. Пусть только попробует какой-нибудь агрессор ворваться в порт, по нему мигом ударят десятки орудий.
А главное — вокруг крепости растет город! Сотни домов окружили цитадель со всех сторон, и не каких-нибудь деревянных развалюх, а волне себе каменных строений, в таких купцам впору жить. С утра воздух чист и прозрачен, и где-то вдали, на самой границе видимости я замечаю странные вышки и вьющиеся вокруг них дымки. Будь я проклят, если это не шахты, где трудятся рудознатцы.
— Железо копают? — спрашиваю я у едущего рядом воина.
— Да тут чего только не копают, — отзывается тот лениво. — И железо, и медь, и олово, у нас всего навалом.
— Ясно, — киваю я.
— Вон там, — тычет куда-то влево, — с прошлого года вообще диковину начали добывать. Называется она горючий камень. Черный, маслянистый и тяжелый, как сам дьявол. Возить приходится на особых телегах с толстым дном и усиленными осями, такие только волы утянуть могут, лошади не справляются.