Крыса испуганно присел и резко обернулся.
Сквозь стеклянные двери подобострастно глядела подхалимская физиономия лакея, а из — за его спины тяжело поднималась сгорбленная фигура убитого горем старого рикши. Но несчастный, беспомощно опустив руки, тупо уставился на усыпанную щепками дорогу.
— Померещилось, — устало выдохнул Крыса. Затем подозрительно прищурился, с ненавистью глянув на замершую у обочины фигуру. — Вот так всегда — ты их топчешь, а они поднимаются вновь. Проклятые сорняки!
Стоило Крысе отвернуться, елейная улыбка слетела с привратника, злой гневный взгляд проводил спину хозяина клуба до парадной лестницы. После исчезновения Крысы из вида, лакей быстро подскочил к старику и, обняв за плечи, стал выпроваживать подальше от входа.
— Иди, старик, иди — здесь правды нет.
Привратник всё делал чётко по инструкции, вот только в ней не говорилось, что обиженному нищему следует незаметно запихивать в карман свои чаевые. Однако внимательно наблюдавший за сценой менеджер клуба, Толстяк Херри, вовсе не собирался наказывать лакея за проявленное милосердие. Просто, он внёс в пухлый старомодный блокнот пометку на счёт штрафного процента с упущенной доли от чаевых. Херри слыл добряком, но не был филантропом — всегда соблюдал личный интерес.
Проследив по экранам видеомониторов за хозяином, Толстяк Херри «случайно» встретился с Гиндебургом у дверей его личных апартаментов.
— Вовремя появился, Круглый, — сонно похвалил хозяин. — Сопроводи в бассейн. Есть для тебя парочка заданий.
— С вашего позволения, Толстяк Херри, — дерзко напомнил своё имя менеджер клуба и слегка прогнулся. Он наклонился бы ниже, но объёмистый живот не позволял проявить подобающую случаю гибкость позвоночника.
Гиндебург не любил, когда ему перечили. Он нахмурился и оценил внешний вид хама. Перед светлыми очами предстала печальная карикатура на светского джентльмена. Толстяку Херри больше нравилось расти вширь, из — за чего к своим тридцати годам он, втиснутый во фрак, очень напоминал королевского пингвина: покатые плечи, выпирающий живот, подпёртый короткими ножками, и оттопыренные ручонки — крылышки. При этом если на животе Херри материя жалобно потрескивала, тщетно пытаясь обрисовать несуществующую талию, то в остальных местах висела на неуклюжей фигуре весьма вольно, словно мешок на воздушном шарике.
— Фрак — вторая кожа джентльмена, — высокопарно произнёс аристократ и пояснил для низкородного: — Он должен очень плотно облегать тело.
— Куда уж плотнее, — возмутился Херри и обиженно сложил пухленькие ладошки на выпирающем из фрака пузе, — Ох, не люблю я этот фраерский прикид.
— Думай, с кем дерзнул спорить! — устало пригрозил Гиндебург.
— А что я, я ничего, — пожал плечами Толстяк Херри и погладил розовой ладошкой лысый череп, очень смахивающий на слегка деформированный бильярдный шар с просверлёнными дырочками для носа и приклеенными наглыми свиными глазками.
— Смотри мне, — погрозил пальцем Гиндебург.
— Да ладно вам, хозяин. — Одутловатое лицо аморфно расплылось в идиотской улыбке. — Я же хороший, я исправлюсь.
Гиндебург безнадёжно махнул рукой на помощничка. Вроде бы из цивилизованных граждан, а всё больше с дикарями якшается. А, впрочем, что взять с плебея — нет в нём природного аристократизма, — с «голубой кровью» нужно родиться.
— Обслужи меня. Желаю искупаться.
Толстяк услужливо распахнул перед господином двери, проворно шмыгнул следом и засуетился над встроенным в стену пультом, выбирая подходящую случаю типовую программу иллюзии.
Скучные стены исчезли. Гиндебурга окутал райский мир океанских островов.
В высоком безоблачном небе жарко полыхало огромное жёлтое светило, шумно кружила стайка крикливых чаек. Вход скрыла зелёная завеса джунглей. Девственный лес окаймила золотая полоска пляжа. Тихий синий океан, игриво плескаясь у ног, убегал за туманный горизонт. Лёгкий бриз, лаская кожу, нежно овевал лицо, пытаясь заползти за тесный ворот фрака. Дохнуло морской солью океанского простора, сладким запахом бананового рая.
Толстяк помог Крысе разоблачиться и аккуратно развесил одежду в скрытом иллюзорными пальмами шкафу. Голый хозяин осторожно погрузил холёную ножку в набежавшую волну.
— Ой, сделай теплее! — капризно приказал он.
Слуга недовольно запыхтел и исправил на пульте отметку температуры.
— Может, вам парную заказать? — съязвил Толстяк и захихикал, хотя издаваемые им звуки больше походили на хрюканье.
Гинденбург так умаялся, что пропустил издёвку помощника мимо ушей. Подождав несколько секунд, он вошёл в тёплую воду, оттолкнулся от шероховатого дна и поплыл.