Огромная чёрная машина одиноко покоилась в пустом мрачном ангаре.
Скиталец остановился перед овалом входа и с силой швырнул высоко вверх полыхающий факел.
Алое пламя, словно сигнальная ракета, описав широкую дугу, с недовольным шипением врезалось в сырой пол.
Скиталец нырнул внутрь, и, уже через мгновение, мерцающее, нестерпимо — слепящее сияние охватило машину. Пульсирующий световой комок рванулся к стене и с оглушительным рёвом врезался в каменную твердь. Противный, всё нарастающий гул говорил о ещё не до конца включённой мощности разрушителя. Ну вот, звук стал равномерным, рассвирепевший монстр, будто и не было перед ним непреодолимой преграды, мягко скользнул во чрево Проклятого Лабиринта. В тот же миг по телу Лабиринта прошла конвульсивная предсмертная дрожь. На гладкий пол пустого ангара с грохотом посыпались многотонные каменные глыбы. Серые призрачные стены стряхнули вековую пыль и задрожали, как миражи в пустыне. Скала с противным хрустом покрылась безобразными трещинами. Через некоторое время гул начал стихать, озверевшая машина уходила всё дальше и дальше, вгрызаясь в гору, как могильный червь в труп. Лишь серый камень, превращённый сияющим монстром в песок, ещё долго сыпался толстой дымящейся струёй из пробитой в скале огромной дыры…
В это время официальный повелитель Лабиринта, Гоппа, напряжённо прислушивался к исходящему из глубины подземелья шуму. Его помощник, взяв дрожащей рукой недопитую бутылку бодрящей жидкости, непонимающе упёрся тупым взглядом в качающийся под ногами пол.
— Гоппа, я вроде пил сегодня как всегда, — возмутился он, громко рыгнув, — так почему же у меня трясутся ноги?
— То не ноги у тебя дрожат, а мозги, дурень! — зло гаркнул на него Гоппа. Ещё немного помедлил, прислушиваясь, а когда шум из монотонного гула перешёл в грохочущий рёв, сообразил, что это рушатся нижние ярусы Лабиринта, и, резко вскочив с койки, бросился торопливо напяливать на себя бронескафандр.
— Э-э, ты чего? — икнув, безразлично осведомился помощник.
— Спасаю свою жизнь. И тебе советую. — Гоппа кинул в грудь пьянице скатанный бронескафандр. — Внизу обвал. Надо срочно выбираться на поверхность. Не то эта тесная неуютная келья запросто может стать очень просторным гробом.
Помощник принялся машинально натягивать непослушными руками извивающийся скафандр.
Гоппа выскочил из комнаты, намереваясь отдать приказ об экстренной эвакуации, но это оказалось лишним. По узким коридорам бурным потоком неслась грубо толкающаяся локтями толпа. Гоппа отшатнулся в нишу, чтобы не быть задавленным, озверевшим от страха стадом, выдернул из потока нужного человека и плотно прижал тушку к стене.
— Почему твои люди покинули пост?! — брызжа слюной, заорал в перекошенное животным страхом лицо.
— Гоппа, мы закрыли все камеры и включили систему безопасности. Будь спокоен, из Лабиринта не выйдет ни одна живая душа, — дрожа всем телом, поспешил оправдаться бегун.
Удовлетворённый докладом, Гоппа оттолкнул паникёра и влился в спешащую наверх вереницу пыхтящих тел. В считаные минуты опустели все помещения. Страх выдавил людей из душных проходов Лабиринта на дурманящий лесными ароматами простор.
Светило ещё не взошло. Рассвет лишь выкрасил багровым светом кровавую черту горизонта.
Как ни странно, но с трудом переставляющий ноги помощник ухитрился нагнать любимого начальника и теперь, дико озираясь по сторонам, толкался в общей массе галдящих охранников. Он в серебристом усиленно бронированном скафандре резко выделялся на жёлтом фоне лёгких стерилизующих комбинезонов.
Когда из Лабиринта вышел последний человек, Гоппа позвал шатающегося помощника, намереваясь отдать приказ построить личный состав, но вдруг с ужасом увидел, как непокрытая шлемом голова помощника разваливается на мелкие красные куски. В следующую секунду рой алых вспышек дикой болью ожёг его самого. Плазма не пробила скафандр, но Гоппа взвыл от боли и упал.
Ошарашенные подчинённые ещё тупо пялились на извивающееся тело Гоппы, а таинственные огненные вспышки уже принялись косить их беззащитные ряды. Все в панике бросились врассыпную. Только внешняя охрана не растерялась и стала белыми линиями расчерчивать отступающую ночь.
В ответ со всех сторон мелькали короткие алые пунктиры. Джунгли осветились огненными всполохами. Зрелище было феерическое. Торжественную тишину светопреставления нарушали лишь ужасные предсмертные вопли.