«Лакомый кусочек», — решило командование бригады.
Чтобы сохранить секретность операции, было решено высадить небольшую группу захвата на пути следования моджахедов. Винтокрылый «Ми-8» высадил десять спецназовцев в нескольких километрах от предполагаемой засады. Быстро преодолев по горным склонам расстояние до выхода из ущелья, разведчики стали готовить позицию. Кроме диверсантов Чечетова, Лебедева и семерых бойцов срочной службы, в группу был включен Серегин как артиллерийский корректировщик. На рассвете появились моджахеды, но вместо небольшой группы (которую по замыслу командования следовало частично уничтожить, частично взять в плен, естественно, с европейским гостем) разведчики оказались перед огромным душманским караваном. Десятки навьюченных верблюдов, лошадей, малолитражных грузовиков и сотни вооруженных душманов. Группа захвата оказалась в самом эпицентре этого животно-людского потока.
На всю жизнь Чечетов запомнил, как его тело покрылось липким холодным потом, а низ живота заболел так, будто его саданул кто-то сапогом в пах. Сглотнув подступивший ком, он только и смог произнести: «Пиздец. Что называется, пошли по шерсть...»
Другие разведчики угрюмо молчали, лишь капитан Серегин, прижав к себе рацию, что-то бубнил в микрофон. А затем, поправив на переносице роговую оправу, негромко сказал:
— Советую вам, господа, каждому найти камень, под которым можно спрятаться. Потому что сейчас начнется.
Через несколько секунд издалека донесся нарастающий свист, переходящий в жуткий вой, а затем в грохот. Воздух сотрясался от разрывов снарядов, ущелье наполнилось визгом шрапнели, криками раненых животных и кислым запахом сгоревшей взрывчатки. Чечетов и Лебедев забились в неглубокую пещеру, прижавшись друг к другу, слушали какофонию «конца света», молились всем святым и проклинали агентурную разведку. Сколько длился артобстрел и когда он закончился, никто из спецназовцев сказать не мог, они лежали, оглушенные и придавленные ударной волной и толком не зная, живы они или нет. Из состояния прострации их вывел рокот приближающихся вертолетов. Через несколько минут ущелье было забито афганскими командос, которые с профессионализмом мясников добивали раненых верблюдов, лошадей, моджахедов и в спешном порядке грузили ящики с оружием в вертолеты. Найдя братьев по оружию, афганцы помогли разведчикам вернуться обратно на базу. Всю обратную дорогу майор-афганец хвалил русских артиллеристов, так мастерски накрывших караван.
— Ни один не уцелел, — восхищался афганец, — три десятка раненых доходяг, и все. Отлично.
Через три дня ТАСС взахлеб поведал миру о грандиозном успехе правительственных войск в районе Кандагара. Скупые кадры телерепортажа показывали захваченное у душманов оружие и угрюмые лица пленных «духов» (до сих пор для Чечетова оставалось загадкой, кто это были — он точно знал, тогда пленных командос не брали).
Написав отчет о проведенной операции, как старший разведгруппы, Чечетов приложил к нему представление на капитана Евгения Сергеевича Серегина к званию Героя Советского Союза за обеспечение артиллерийского прикрытия. Но на это представление наложил свою лапу комбриг, он, что называется, «залупился» на Серегина. Вызвав к себе Чечетова, комбриг покрыл матом его как дефективного писаку, не соображающего, кого и к чему представлять. Но после того, как Владимир Андреевич стал настаивать на своем, комбриг ему в сердцах бросил:
— Да никогда этот придурок очкастый не станет героем.
Может, этим все и закончилось бы, не окажись в тот самый момент в штабе майор-афганец, командир батальона командос, он оказался случайным свидетелем этой беседы и тут же встал на сторону Чечетова. А дядя майора был губернатором здешней провинции, и он мог запросто связаться с Наджибуллой, а если надо, и с Кремлем... Короче, в штаб армии ушло представление на Серегина с краткой пояснительной запиской для политотдела. Через два месяца пришел приказ о присвоении капитану Серегину звания Героя Советского Союза. Еще через месяц Серегин улетел в Москву за наградами, обратно он не вернулся.
Уже находясь в Союзе (тогда еще Союзе), Чечетов узнал, что Серегин уже полковник и преподает баллистику.
Медленно поднявшись на ноги, Чечетов поправил куфию на голове. Вешая на плечо винтовку, не спеша повернулся в сторону лагеря моджахедов. Плюнув сквозь зубы, он тихо произнес:
— Серегинский трюк сейчас был бы в самый раз. — И, повернувшись к Лебедеву, добавил: — Ладно, Михалыч, пойдем, надо что-то решать, а то снова придется гоняться за Нурадином.