«Нехорошо, — подумал Котляков. — Совсем раскис».
Какая-то мысль неотвязно билась у него в мозгу. Какая-то беспокойная, очень важная, главная мысль. Но схватить ее, и тем более передать словами, Котляков не мог.
Лежа с закрытыми глазами, он старался собрать силы, сосредоточиться.
— Ничего, ничего, — прогудел рядом сочный басок Калинина. — Осколков в тебя, правда, много угодило. Но все — в ноги. Так что — не беда…
Осколков было тринадцать. «Чертова дюжина», — сказал хирург. И они, действительно, к счастью, попали в ноги.
Но Калинин умолчал, что кроме осколков и страшнее осколков была контузия.
Когда после взрыва Котляков упал, кровь хлынула у него из горла, из ушей, из носа… Тяжелая контузия.
Тут Котляков, наконец, ухватил мучивший его, все ускользавший вопрос.
— А Лепник? — чуть шевеля губами, произнес он.
В палате стало совсем тихо. Калинин хмуро опустил голову.
— Нету больше Лепника, — наконец негромко сказал Калинин.
Котляков качнул головой. Так… Значит, погиб. Добродушный и бесстрашный толстяк Лепник. С которым он вместе бился в семнадцатом году.
И сразу в памяти вспыхнуло: цепь рабочих идет на штурм Ланского трамвайного парка. Там засела группа офицеров. И в цепи — рядом с ним, Котляковым, Лепник. Он размахивает винтовкой, что-то призывно кричит.
Прощай, дорогой друг, прощай, Рудольф Лепник…
Котляков лежал с закрытыми глазами. Но еще какая-то мысль не давала ему покоя.
И опять он долго не мог ухватить ее. И все-таки ухватил.
— А соль? — еле слышно прошептал он. — Соль…
Калинин ответил сразу же.
— О, насчет соли — полный порядок! Четыре вагона соли позавчера прибыло. С Урала…
«Позавчера? — подумал Котляков. — Как же так? Сколько же я тут лежу?»
Но он ничего не спросил. Говорить больше не было сил.