- Так точно! - Потом, словно одумался, - Сделаю, всё, шо могу.
- И если мой вклад в разгадку тайны окажется меньше, чем ты ожидаешь?
Он непонимающе уставился на меня, начал хмуриться. Его раздражали слова, которые он не мог понять. Я быстро исправился, не дав ему взорваться криком,
- Если мы не найдём людей?
- Не зависимо от результата поиска, я буду благодарен тебе за любой полезный совет.
- Тогда совет первый: найди книги, которые описывают историю вашего мира, позови людей, и пусть ищут что-нибудь похожее из прошлого.
- Понял. Ещё шо?
- А ещё скажи смог бы ты для Есении хорошего мужа найти?
- Если её палец будет без ладушкиного кольца, через год будет у неё муж. Это я тебе обещаю.
- Тогда по рукам? – И мы скрепили наш договор крепким рукопожатием.
Глава 12
В Марьинку мы вернулись ближе к вечеру. Паныч молчал всю дорогу, косился на Такрина. Воевода приказал взять его с собой и не спускать с него глаз ни днём, ни ночью, пока я не уведу его с собой. Такрин вел себя отрешенно, по случаю освобождения радости не проявлял, словно ему было все равно идти с нами или на костёр.
Путь из Царь Града привёл нас в деревню на дорогу с восточной стороны, где я заходил в деревню после ладушкиной поляны. Вот почему вчера выбраться из села, этим путём, которым я пришел с Есенией мне не удалась. Я попытался найти в устройстве Пути признаки научной логики, но запутался окончательно. «Уходят на запад, приходят с востока. Опять, словно по кругу ходим... по несуществующему кругу... вообще-то – вокруг земли что-ли получается?»
- Иди в дом! – Рявкнул отец на Даринку. - Сам коня распрягу.
Хозяин повёл коня в сарай, оставляя растерянных от его явного «не в духе» жену и трёх притихших дочек. Как бы я не ждал момента, когда освобожусь от навязанной мне «жены», но то, что она нас не встречала, меня похоже задело. Наверное, приятно, когда навстречу вот так шумно выбегает семья, дочки наперебой засыпают приветствиями и вопросами. Представив как Есения также тепло мне улыбается, как Дарья Кирилловна Фадею Панычу, я готов был поклястся, что я бы на неё не никогда срывался.
Вечер прошел напряженно, девчонки мозолили отцу глаза, то и дело пытались вернуться в гостиную, где мы остались после ужина. Пришлось отцу в очередной раз за день вспомнить про шлёпень и приказать жене занять чем-нибудь дочек. Мы сидели и молчали каждый о своём, после того как я исчерпал все попытки найти тему для беседы. Я уже подумал, что пора бы найти комнату с замком для нас с Такрином и отоспаться.
- Михаил, - нарушил мои размышления Фадей Паныч. - Я знаю, что не имею права тебе указывать. Завтра из храма Лады ты уйдёшь в свой мир, и ты волен поступать, как считаешь правильным, но… выслушай меня и потом решай, как тебе поступить.
Я приготовился терпеливо отвергать очередную порцию уговоров не расторгать брак с его дочерью. Фадей Паныч выглядел подавленным. Он помолчал, сжав рот в прямую линию и играя желваками, встал, отошел от нас, постоял у окна, рассеяно посмотрел сначала на Такрина, затем на меня и заговорил вновь.
- У тебя есть мысли об исчезновении людей из Топчихи?
Я только пожал плечами, что ничего конкретного, а его как прорвало,
- Таких деревень шесть, Михаил. Люди не могут найти свою родню. Власти собирают советы на всех уровнях, но всё что они успеют до закрытия Пути - это собрать немного сведений. – Он постучал пальцами по подоконнику, снова задумался, подбирая слова. – Днём…на совете у воеводы я впервые понял - я боюсь за свою семью, за людей села и Чуди. Я не прошу тебя остаться с нами навсегда… - Он заговорил сбивчиво, смущаясь откровенности и серьёзности слов, к которым не имел привычки: - И я благодарен тебе, что ты не отказался помочь. Но зачем ты таскаешь за собой этого? – Он зло глянул на Такрина.
- Это приказ воеводы. Я не мог отказаться, как и ты сам.
- Не-е-е, - он покачал головой, вернулся на своё место за столом, - тебя не заставишь выполнять приказы нашего воеводы, если ты не захочешь сам. Я слышал, как ты с ним разговариваешь. Будь ты простачком, Микушин бы за подобное обращение тебе башку оторвал!
«Ну вот, кажется, я заслужил уважение хозяина дома», - пришел я к умозаключению, а он уже не скрывая своё негодование, тыкал пальцем в сторону нового «постояльца» и кричал:
- Я ведь понимаю, что он не отправил бы в мой дом кровопийцу! Но как мы оба пойдем с воеводой, если этот останется здесь?
- Не оставим - возьмём с собой. – В сравнении с ним, я казался себе умудрено сдержанным. Ещё бы! Это не в моём доме поселялись по чужаку через день.
- Простите великодушно, что прерываю вашу «милую» беседу, но я вам тут точно нужен? – Такрин привстал, собираясь покинуть комнату.
- Сраку прижми! – Хозяин был в гневе. Такрин сел на место, мне кажется, что в тот момент, я тоже перепроверил, «плотно» ли сижу. Рука Паныча под столом рядом со мной сжалась в кулак. Зря Такрин этого не видел.
- Давайте так условимся. Вы меня отпускаете, а я прошвырнусь в пару мест и к условленному сроку… - договорить он не успел. Удар в лицо с размахом через стол, сбил его вместе с перевернувшимся назад стулом.
Паныч тряс рукой. После прямого с правой у него покраснели костяшки пальцев. Я как всегда тормозил с реакциями и ещё приходил в себя после случившегося, а Такрин, лёжа на полу с поднятыми через стул ногами, принялся хохотать. Опять зря.
Но на этот раз, я подоспел вовремя.
- Паныч, хорэ-э-э! Успокойся, тебе говорю! – Напор был сломлен, стоило только ему посмотреть на вход в комнату; грохот падающего с тяжестью стула и последовавший за ним раскатистый смех сломали отцовские запреты; в щели тряпичной «двери» друг над другом моргали три любопытных глаза. Отец рявкнул: «Брысь!» и рассекреченные «одноглазки» сбивая на ходу друг друга, убежали к себе.
Отец с размаху откинул шторку на двери, развернулся и, опять подойдя к противоположенной стене, уставился в окно.
Такрин продолжал смеяться до тех пор, пока я не подал ему руку, помогая подняться. Как и при падении, вместе со стулом, он подтянулся к столу, ухватившись за мою руку.
- Не отпустите значит? – уточнил он, не обращая внимания на припухший подбородок.
- «Упрямый как осёл!»
Спина Паныча заметно напряглась. Я решил надо поговорить с нахалом, пусть закончится одним синяком.
- И не надейся. Ты издохнуть готов - это мы уже поняли. На слово твоё полагаться - не намерены. Если не хочешь пару дней за мной помотаться так прямо и скажи. Я дров из леса принесу - милости просим к огоньку, - пришлось напомнить о его приговоре.
Паныч не поворачивался, стоял, скрестив руки на груди. Я продолжил, - Так, что выбора у нас, Такрин, меньше чем у тебя. Ты со мной до Яви, а там гуляй вальсом. – «Легко представить, как он будет популярен у наших одиноких барышень». - Тебе у нас понравится, не сомневайся. – А мысленно додумал, - «И не у одиноких тоже». - Паныч, ты не бойся, он действительно не убийца, но опасен он твоей семье от этого не меньше. Следить за ним по очереди будем.
- Когда в Топчиху пойти договорились? – Вспомнил он о деле, но остался у окна.
- Завтра с самого утра.
- Я тебя разбужу, как светать почнёт.
- Ты читать умеешь? – спросил я у Такрина.
Тот утвердительно кивнул, уставился в одну точку на столе, снова утратив всякий интерес к происходящему.
- У тебя есть чулан без окна? - Паныч наконец обернулся и посмотрел вопросительно, но ответил, что такой у них имеется. – А запирается?
- Только снаружи, навесным замком.
- Хорошо, перенесем туда два матраса, книги, которые я привёз из города и свечи.
Глубоко за полночь, борясь с дремотой, я сидел на перине, привалившись к некрашеному косяку, и заставлял себя слушать историю Чуди. Как назло, чтение Такрина было монотонным, он произносил слова, словно на распев. Меня он, внутренне, выбешивал. Сидит и читает – что воля, что не воля – всё равно. Этакий брутал, давящий на остальных мужиков своей невозмутимостью с примесью превосходства и обречённости. Раздражало ещё и то, что я не знал, где же Есения, а её сёстры, как идиотки, томно вздыхали за дверным проёмом, ведущим в кухню.