- Миша, а откуда про лес так много знаешь?
- Со школы в основном. В Универе вступительный экзамен по биологии сдавал. Готовился основательно, - объяснял я, наспех полоснув по стволу ножом. - Всплывают школьные знания, но мне кажется, такие очевидные факты каждый помнит. А вот что в этом лесу твориться… - и я замер не высказав своё наблюдение до конца, так как Палыч, уже, сам глаза таращил на ствол дерева, где свеже-вырезанная насечка прямо на наших глазах начала стягиваться по краям и через пару секунд исчезла не оставив рубца на коре.
- Я сейчас жалею, что я не баба, им хоть повизжать от страха положено, - мой новый знакомый, непривычно оставил ругательства и посмотрел на меня с изумлением. Я не спешил с выводами, для меня нет ничего более страшного, чем вещи, которые я не могу понять и объяснить, но паниковать себе я не позволил.
- Пойдём к машинам. Ну, его - этот лес.
- Да, лучше в кабине переночевать, - согласился я.
Но устроится на ночь под защитой метала не получилось, мы не только не нашли своих следов и насечек, но также не увидели никаких признаков дороги или грузовика. С наступлением сумерек, пришлось поставить две лёгкие палатки на краю поляны и, мечтать о костре, сидя рядом с импровизированным столом.
- Может, попробуем веток нарубить?
- Чем? Ножом?
- У меня топор есть, - мой товарищ по несчастью оказался очень запасливым человеком. В его рюкзаке, кроме спального мешка, топора, палатки, сухого пайка в виде пары консервов, печенья и булки хлеба нашлись две бутылки водки, за что я, его, просто зауважал,
- Палыч, значит ты вдовец? А почему второй раз не женился? – продолжал я беседу после того как оба утвердились в мыслях в том, что без сухой травы нам, в любом случае свежесрубленные ветки не поджечь.
- Нет уж, дудки! – ответил он, разливая остатки алкоголя из первой тары. - Эти женщины уже при знакомстве начинают выведывать, а что у тебя имеется. Запусти только в дом, и она быстро найдёт, чем поживиться. У них в моём возрасте, тоже наследники имеются. Были у меня две милочки, и каждая считала, что я ей и её детям помогать должен только потому, что она старость со мной, дескать, собиралась встретить. Молодуху я не потяну, на кой ей жизнь старичьём портить, а те, что постарше свой норов уже не прячут. Так что лучше иметь несколько подружек по маршруту следования, чем сварливую бабу в доме. И ты ведь уже не юнец. Сколько тебе?
- Через полгода тридцатник.
- А не женат почему?
- Даже не знаю… Матери и родным привык говорить, что не встретил ещё ту единственную, а на самом деле столько их перебрал, что теперь все на одно лицо кажутся, а ещё я не уверен, что в добропорядочные мужья гожусь. Женюсь, а она мне через год как ты говоришь «обрыднет», как обычно, и что я этой женщине скажу: «Извини, меня от тебя воротит»? Это с подружками, как ты правильно заметил, легко. Ну, в крайнем случае, номер сим-карты сменил и все дела, а жена, потом дети… с моей работой, когда я по всему миру мотался… нет… ещё погожу лет пять, уж потом пусть родня мне хомут одевает.
- Говорят, до тридцати не женился – холостым останешься. Хотя, лучше так, по-честному, - продолжил мою мысль Палыч, - чем как мой зятёк к молодой убёг и видали его, а Алёнке-дочке, заявил, мол - любовь. Знаем мы эту любовь, седина в бороду…
- …бес в ребро, - в свою очередь я подхватил его возмущение и продолжил, - спешат как голые в баню с этим замужеством, а потом разводы сплошные… - Мы увлеклись обсуждением распущенности современной молодёжи и, прикончив вторую бутылку, ещё долго сидели в полумраке, поддерживая друг друга во всякой пришедшей в наши головы мысли:
- Вот… ты скажи… все бабы стервы… так? - настаивал мой многоопытный собеседник или скорее его хмель.
- Все, - согласился я и даже головой кивнул, хотя мы почти не видели друг друга в рассеянных бликах скрытой за облаками луны, - натура у них такая, а её не переделать,
- Вот и пусть на нас не рассчитывают! - предупредил Палыч всех упомянутых им сегодня женщин и, раскачиваясь, полез в палатку. Не слабый дедок оказался.
Я немного постоял, глядя, как облака плывут по тёмной панораме неба и, последовав примеру Палыча, улёгся спать прямо на брезентовое дно палатки, положив дорожную сумку под голову. Почти сразу вернулись мысли о неприятностях пережитого дня, но я, как и несколько часов раньше, отодвинул их решение до утра и уснул.
Глава 2
Разбудило меня чувство дискомфорта от непривычной постели. Ещё до того, как проснуться окончательно, я понял, что опять происходит что-то необычное.
Послышался звук, вызвавший приятные мурашки, потом я услышал, что это протяжное пение. Слов было не разобрать, так как язык был вообще не понятен, однако песня полностью захватила мои мысли. Пели «а капелла». Лёжа, перебирая языки и диалекты, я не заметно для себя всё сильнее поддавался простому ритму и наслаждался его звучанием. Многоголосье делилось на чёткие партии, звук приближался, а я не мог понять мужчины поют или женщины и не сразу осознал, что именно затёкшие мышцы спины не давали мне утонуть в пучине проникновенного пения.
За несколько часов сна на твердом полу мне стало казаться, что я чувствую каждый камень, находящийся подо мной. Подниматься не хотелось, и я лежал и слушал, вместо того, чтобы посмотреть, что происходит снаружи палатки, допуская, что песня мне только сниться. От всепоглощающей неги меня отрезала жесткая постель, она словно давила на меня снизу. Сквозь сон закралось подозрение, что я могу ощущать камни даже под землёй – ну, не может четверть квадратного метра поверхности под моей спиной вмещать столько камней!
Боль в мышцах прогнала полностью оцепенение вызванное пением.
- «Изнежила меня Европа – ничего не скажешь!» - Присев, я выглянул из палатки. Ночью ветер унёс все тучи, и ясная луна озаряла лес и траву серым светом. Пение раздавалось где-то рядом, однако перед собой я видел только поле - большое поле, бескрайнее.
«Игра теней в предрассветной мгле», - пришла мне в голову поэтическая строчка. Вечером мы ставили палатку на поляне размером меньше двадцати метров, а по всему периметру нас окружали деревья.
Тело требовало размяться. Я выбрался наружу, распрямил плечи, намеревался начать с поворотов туловища - влево, вправо, и тут заметил, нечто непонятное. Наши палатки оказались не единственными на этой залитой лунным светом поляне. Большие, средние, круглые и квадратные шатры, похожие на декорации к фильму о кочевниках, были установлены менее чем в трёх шагах друг от друга, а сама поляна стала как будто значительно больше.
Я бы подумал, что спьяну показалось и, прикрыл рот, до готового сорваться «чё за хрень», чтобы не разбудить товарища, но странная иллюзия не проходила, кроме того в неё добавились новые персонажи - люди в длинных одеждах, похоже женщины. Их было не меньше сотни. Целая процессия в сопровождении высоких фигур с факелами с обеих её сторон приблизилась, проявляясь из тумана размытыми пятнами, под аккомпанемент мелодии отдалённо напоминавшей церковное пение.
Не доходя до края поляны, факелоносцы останавливались друг за другом, продолжая слаженное исполнение длинной, торжественной песни. Женские голоса смолкли, их строй рассыпался по поляне маленькими светлыми точками. Они двигались как яхты подгоняемые ветром. Некоторые, наталкиваясь друг на друга, бродили боковым шагом вдоль края поляны, словно вдоль непреодолимой стеклянной стены, другие успели подойти к шатрам и вот уже самые шустрые из них скрылись за матерчатыми стенками.
Совсем рядом со мной прошла высокая женщина с длинными чёрными волосами. Я не мог разглядеть её лица, но мне стало жутковато, так как показалось, что эти женщины были лишены чего-то. Точно! С расстояния меньше пяти метров я не увидел глаз. Вот, одна из них вытянула руку в попытке ориентироваться на ощупь, но двигалась по какому-то навеянию, как будто ей и не нужно видеть. Могло ли её вести что-то вслепую? Возможно, иначе как объяснить то, что сделав ещё несколько шагов, она, не задев босыми ступнями ни одной натянутой верёвки от палатки, прошла мимо меня.
- С закрытыми глазами, - вздохнул я, немного расслабившись, - «Что здесь происходит? Надо будить Палыча!»