Шейн предупредил:
— И сейчас веди себя спокойнее, Оскар. Не испытывай свое везение.
— Не люблю, когда возле меня крутятся легавые — прошипел Оскар.
— А я не люблю тех, кто неаккуратно обращается со своими ногами. — Повернувшись, Шейн направился к дому.
Войдя в особняк через черный ход, Шейн остановился возле закрытой двери на кухню, где перекинулся несколькими фразами с толстой негритянкой, готовившей пирог и тихонько напевавшей себе под нос: «Иисус любит меня…»
— Привет, мамаша. Я ищу садовника.
Прекратив пение, негритянка вытаращила глаза-
— Но у них нет садовника.
— Кто же тогда ухаживает за газоном и цветами? Шофер?
— Оскар? — Её жирное тело затряслось от смеха — Он не желает ничего делать. Ходит вокруг с диким видом и пугает бедных чернокожих.
Поблагодарив её, Шейн в раздумье направился в библиотеку.
Кларенс сидел, развалясь в кресле, повернувшись спиной к двери. Сделав шаг назад, Шейн незаметно вышел. Потом поднялся на верхний этаж по запасной лестнице, которую ему показала Филлис в первый вечер. На площадке он остановился и прислушался. В доме стояла тишина. Тяжёлая, гнетущая тишина. Безмолвие смерти — так определил про себя эту тишину Шейн.
Пройдя через холл в комнату больного, он вошел не постучав. Возле окна в кресле — качалке сидела девушка в форме сестры милосердия. Подперев рукой подбородок, она смотрела в сад. Внимание Шейна привлек её профиль, красивый, изящный, чем-то знакомый. Он не сразу вспомнил, где его видел, хотя в первое же мгновение понял, что для него это очень важно.
Он узнал девушку, как только она повернула голову. Строгая белая форма изменила её, отсутствие грима сделало её лицо намного моложе, свежее, чем в прошлый раз, когда он увидел её впервые. Теперь у него не было сомнений в том, кто перед ним. Это была девушка, отражение которой в зеркале он видел в номере люкс в отеле «Эверглейдс». В регистрационной книге отеля она значилась как дочь мистера Рэя Гордона.
Стоя в дверях, он продолжал разглядывать её, пытаясь разобраться, что к чему. Увидев его, она поднялась со стула:
— Вход посетителям не разрешен. Больной в тяжелом состоянии.
Она умело управляла голосом, придав ему вежливую и вместе с тем повелительную интонацию.
Облокотившись о косяк, Шейн пытался сообразить, узнала она его или нет. По её удивительно светлым, не способным выражать сильные эмоции глазам, невозможно было сказать что-либо определенное. Держалась сестра подчеркнуто профессионально, не проявляя чувств. «Если она, — подумал Шейн, — всё же узнала меня, из неё выйдет непревзойденная актриса».
Он спросил:
— Вы новая сестра вместо мисс Хант?
— Да. — Она говорила шепотом и, подойдя к нему вплотную, жестом в сторону ширмы предупредила о необходимости соблюдать тишину.
— Я Шейн, — сказал он, — тот самый сыщик, который обязался оберегать жизнь здешних обитателей.
Она не улыбнулась. Чувство юмора, видимо, было ей чуждо. Приподняв брови, она повторила: «Да?» Брови её были искусно выщипаны и имели форму небольших дужек.
— Почему они наняли именно вас, сестричка?
— Я зарегистрирована в бюро найма сестер милосердия. Моя очередь была первой.
— Как вас зовут? Мне не помешал бы номер вашего телефона.
— Миртл Годспид. — Она с сомнением покачала головой. — Номер моего телефона будет для вас абсолютно бесполезен.
— Вы плохо знаете меня, сестричка. Конечно, — он с осуждением глянул на свою перевязанную руку, — сейчас я далеко не в лучшей форме.
Он посмотрел ей в глаза. Она не отвела взгляда, но он был холодным и отчужденным.
— Этот проклятый дом похож на морг, — заметил он — Куда девались остальные?
— Спят. Меня вызвали рано утром сменить девушку, дежурившую всю ночь. Думаю, мало кто из жильцов дома спал сегодня.
Правым локтем Шейн неловко задел туалетный столик смахнув с него дамскую сумочку. С глухим стуком она упала на пол. Прежде чем сестра успела поднять её, он нагнулся и через секунду с гримасой боли на лице протянул ей сумочку:
— Всё в порядке. Ваша?
Приняв сумочку из его рук, она ответила-
— Да.
— Слишком дорогая для профессиональной сестры милосердия, — глухо сказал он.
Поджав губы, она ледяным тоном произнесла:
— Я заплатила за нее.
Шейн приглушенно рассмеялся:
— Не сомневаюсь. И даже знаю чем. Дайте мне номер фона, и у вас будет ещё одна такая же.
Она взглянула на него с презрением:
— Считаете себя неотразимым? Если у вас нет других вопросов, прошу вас уйти. Я не стану горько рыдать, если больше никогда вас не увижу.