Внезапно теплые ладони закрыли ему лицо и смеющийся голос воскликнул:
— Отгадай, кто?
Не шевельнувшись, Шейн лениво сказал:
— Так это ты стащила ключ от моей кухонной двери? Зажги свет!
Включив торшер, Филлис Брайтон осуждающе взглянула на него:
— Ты даже не удивился, увидев меня!
— Конечно. Думал, ты явишься раньше. Садись. Придвинув стул ближе к нему, Филлис села.
— Хорошо, что я до конца так и не был уверен, кто прихватил мой ключ. Иначе мог бы подумать, что с Шарлоттой расправилась ты. Заглянула ко мне в номер и убила её из ревности.
Она опустила глаза:
— Я видела достаточно.
— Вот что получается, когда человек без ведома проникает в жилище другого через черный ход, — вздохнул Шейн. — Признаться, тогда я долго не мог решиться на любовные игры. Но бизнес есть бизнес. Я получил от неё полезную информацию.
Лицо Филлис исказила гримаса отвращения:
— Фу! Давай об этом больше не говорить.
— Хорошо, забудем о мисс Хант, — согласился Шейн. — Где ты пропадала всё это время?
— Я поселилась здесь же, в этом отеле. Дважды видела тебя на улице. И главное, ликующим голосом продолжала она, — я чувствую себя вполне исцеленной. Стоило мне убраться из того ужасного дома, как всё изменилось к лучшему. И с провалами памяти тоже покончено.
Шейн кивнул:
— Это, пожалуй, одна из немногих деталей, не попавших в газеты. Педикью перед смертью оставил признание. С помощью наркотиков и гипноза, детка, он пытался расстроить твое сознание, сделать тебя безумной. Его признание я сжег.
— Слава Богу! — Она не стеснялась своих слез. Шейн крепко сжал её протянутую руку. — Ты был… моим спасителем, прошептала она.
Усмехнувшись, Шейн легонько похлопал её по руке.
— Детка, мужчинам нравится спасать таких женщин, как ты.
Неловко встав, он направился в кухню.
— У меня осталось кое-что из твоих вещей.
Открыв холодильник, он достал банку с салатом и под удивленным взглядом Филлис поставил её на стол.
— Не смотри, — приказал Шейн.
Филлис послушно закрыла глаза. Шейн быстро достал из-под листьев салата жемчужное ожерелье. Подойдя сзади к её стулу, он продел нитку жемчуга через её голову. Потом, сделав шаг назад, остановился с невозмутимым видом.
Она широко открыла глаза и дотронулась до жемчужин.
— Но ожерелье твое! — воскликнула Филлис. — Ты сам сказал, что это твой гонорар.
Снова опустившись в кресло, Шейн покачал головой:
— Нет, детка, ожерелья от тебя я принять не могу.
— Но ты заслужил его, — сказала она умоляющим голосом, снимая нитку жемчуга с шеи и протягивая её сыщику. — Это лишь ничтожная плата за твою помощь. Я не верю газетам, знаю — все преступления раскрыты тобой.
Уголки губ сыщика сложились в озорную улыбку. Взяв со стола лист бумаги, он скомкал его:
— Проживу без ожерелья.
Глядя на Шейна блестящими глазами, Филлис пыталась что-то сказать, но слова не сходили с её губ.
В очередной раз, наполнив рюмку, Шейн медленно спросил:
— Ты и этот парень — единственные наследники?
— Кажется, да.
— Состояние невелико. Думаю, Монтроуз воровал уже много лет, считал, наверное, что компенсирует несправедливость, которую Руфус совершил в отношении Джулиуса.
Она махнула рукой:
— Не знаю. Меня эти вопросы мало волнуют. Пока что денег мне хватает.
Шейн отхлебнул из рюмки:
— Теперь послушай. Когда закончится шум вокруг дела Врайтонов, тебя ждет подлинник Рафаэля. Он тоже часть вашего наследства, хотя пока находится в руках моего друга-художника.
— Рафаэль? Но ведь в газетах…
— Газеты, — заявил Шейн, — не знают и сотой доли правды об этом деле. Рафаэль подлинный, можешь мне верить. Пелхэм Джойс по моей просьбе поставил новую подпись «Рафаэль» поверх фамилии подражателя, которой воспользовался Хендерсон для контрабандного ввоза картины, а на ней ещё раз написал: «Робертсон». В результате четыре подписи на картине наслоены одна на другую. Ко времени, когда началась стрельба, успели соскоблить только две. Самая нижняя подпись и является подлинной.
Дыхание Филлис было неровным.
— Ты удивительный человек. Я тебе стольким обязана. — Она коснулась руки Шейна.
— Очень приятно оказывать тебе маленькие услуги детка, — усмехнулся он. — А дело было на редкость увлекательным. Жалею, правда, что полицейские ворвались в мой номер в самую неподходящую минуту. Помнишь?