Я тут же обняла свое сокровище, обрушивая на него мысли и чувства. Он открылся:
– «Прости, это так глупо. Глупые мысли», – смущенно «пробормотал» он.
– «Ну, хочешь, и на тебя такую поставлю?» – спросила я в порыве.
Лиан задумался, это ощущалось как тихая невнятная музыка.
– «Нет. И Мальва теперь под угрозой. Если твои враги захотят навредить тебе, то будут бить по ней»
Эта совершенно холодная и трезвая мысль, исходящая от него, напугала меня. С Лианом всегда так – как только окончательно уверишься, что перед тобой наивный ребенок, он вдруг выдает что-то в духе древнего рассудочного старика.
– «Что же делать?»
Мальвочка во время нашего быстрого обмена мыслями сидела, тихо вслушиваясь в себя, привыкая к метке.
– Как ты? – встревоженно спросила я.
– Хорошо, – со счастливой улыбкой ответила она.
– Я… Я поставила… семейную метку, – выдавила я.
– Спасибо, – и флерса поцеловала мне руку, вливая каплю vis. Ее жаркая, навевающая сладкую дрему сила подействовала на меня, как хорошая доза успокоительного.
– Мальва, я не хотела, но так вышло, что эта метка – метка дочери, и она ставит твои жизнь и спокойствие под угрозу. У меня не так много врагов, но они есть. Ты понимаешь, о чем я?
Она кивнула.
– Хочешь, чтобы я поставила другую метку?
Мальва посмотрела на меня потом на Лиана.
– Нет-нет. Пусть все будет именно так… Госпожа.
– Зови меня Пати. И спасибо тебе, Мальвочка.
Флерса все прекрасно поняла и решила пойти на риск из благодарности нам обоим – мне и Лиану.
– А как быть с Пижмой? – спросила я вслух, но ответа не ждала.
Пижма был закрыт, бесполезно ставить какие-то метки, единственное, что можно было – на всякий случай поставить vis-вензель, как на слугу-человека или вещь, просто помечая, что он мой. Что я и сделала. Разглядывая vis-зрением Пижму, я случайно глянула на Мальву и Лиана, между ними протянулась какая-то еле видимая мерцающая связь.
– «Лиан», – строго позвала я.
– «Я не чистил», – тут же отозвался он, напомнив нашкодившего ребенка.
– «Угу. Ты просто подсоединился, да?»
– «Да».
Ну вот что с ним делать?
Просто погладив и так полного Пижму – Мальвочка постаралась – я пожелала им доброй ночи и ушла «устраивать ночлег» близнецов. Днем у меня было время подумать, и я пришла к выводу, что ограничусь только замками комнаты. Дверь крепкая, стол привинчен, шкафы закрыты. Да, их можно взломать и навредить мне, испортив ингредиенты или разрядив амулеты, но из-за этой довольно призрачной угрозы я не согласна мучиться угрызениями совести, связывая флерсов.
Аккуратно расспросив Ландышей, не пытался ли кто выйти с ними на связь прошлой ночью, и получив достаточно четкий ответ «нет», я и им пожелала доброй ночи, заперла и ушла в ресторан.
Вечер, скоро сядет солнце и придет голодный Шон. Сегодня я была совершенно четко настроена покормить его.
Я как раз отужинала фруктовой запеканкой и находилась в состоянии полного умиротворения, вызванного приятной тяжестью в желудке, когда он появился.
Зайдя, Шон отвесил вежливый полупоклон. Это выглядело как изысканный флирт, а не раболепие, и мне это понравилось.
– Здравствуйте, леди, – сегодня инкуб был во всеоружии и просто очаровывал.
– Привет, Шон. Как Венди и Ники? Как остальные розовые? Устроились?
– Большинство – да, уже нашли себе жилье и территорию. У Венди и Ники все о»кей. Пока никто не спешит «прощупывать» их, наверное, местные еще не очухались за эти пару дней, но девчата готовы если не ко всему, то ко многому.
– Если что – обращайтесь.
– Спасибо, леди.
Да, прошедший день пошел ему на пользу, он окончательно пришел в себя, и я снова вижу знакомого мне Шона Чери, очаровательного, самоуверенного и веселого Бреда Питта.
– А у тебя нет проблем из-за такого сходства?
– Ну что вы, – польщенно улыбнулся он. – Это лицо меня кормит, я рад, что не побоялся так точно скопировать его.
– А кто тебе помог изменить внешность?
– Ковейн и помог. Я выторговал себе последнее желание перед отъездом – физическую смену облика. И признаться, до сих пор не привыкну видеть голубоглазого блондина в зеркале.
– А твоя родина Азия, да? И сам ты смуглый жгучий брюнет… – припомнила я, виденное во время первого кормления перед боем.
– Был. В этой стране, в это время невыгодно быть смуглым брюнетом.
Я вдруг задумалась, почему же я так ничего и не увидела, когда Шон рассказывал о жизни в монастыре и войне с вампами, ведь до этого, впервые беря от него силу, я улавливала какие-то образы… и чуть не треснула себя по лбу, догадавшись. Ну конечно! Когда Шон был истощен, его рацио не могло работать нормально, он не мог запомнить все в подробностях – для него все происходящее было как в тумане, а значит, и для меня. И наоборот: сытость, наполненность делают его воспоминания яркими и образными.