Вот ведь какие следы оставлял ты за собой в солдатских окопах, Саша Крупицын!
Однажды гвардии капитан Крупицын пришел к дивизионным разведчикам. Пришел в тот момент, когда они уже облачились в пятнистые маскхалаты и ожидали команды, чтобы отправиться в ночной поиск.
В этот поиск впервые уходил новенький по фамилии Филипчук, взятый в разведчики из стрелков.
Саша сообразил, что могло быть на душе у человека, впервые отправляющегося во вражеский стан, и, подойдя к Филипчуку, спросил:
— Комсомолец?
— Комсомолец, товарищ гвардии капитан.
— Билет старшине сдали?.. Не сдали?.. Где он у вас, покажите.
— А зачем, товарищ гвардии капитан? — спросил угрюмоватый солдат, невольно коснувшись левой части груди.
Саша покраснел. Ему показалось, что молодой разведчик каким-то образом узнал о его, Крупицына, тайных мыслях: Саше очень хотелось, чтобы билет, с которым разведчик не хотел расставаться, был выдан ему не кем-нибудь еще, а им, Крупицыным. Саше всегда доставляло удовольствие видеть свою заковыристую подпись в комсомольских билетах, а сейчас — особенно…
— Я помощник начальника политотдела по комсомолу, — сказал Крупицын строже.
Филипчук быстро развязал верхние шнурки маскхалата, долго копошился под гимнастеркой и наконец извлек оттуда билет.
Это была уже довольно потрепанная книжка, выданная парню перед самой войной одним сельским райкомом.
Саша глянул на подпись и невольно поймал себя на том, что разочарован. Устыдившись, покраснел еще больше, потом попытался улыбнуться.
— Стало быть, со стажем?
— Так точно. Со стажем, товарищ, гвардии капитан. Сам Парамонов, секретарь нашего райкома, вручал.
— Сам, значит, Парамонов? — почему-то переспросил Крупицын.
— Сам! — радостно подтвердил, сияя глазами, солдат. — Прямо в своем кабинете!..
Не зная отчего, но Саша почувствовал зависть к неизвестному для него Парамонову, а также совершенно уж непонятную обиду на солдата.
— Перед поиском документы полагается сдавать старшине, — холодновато заметил он.
— Это мы знаем, товарищ гвардии капитан. Только я упросил нашего старшину оставить билет при мне. Красноармейскую книжку сдал, а билет…
— А почему? — удивился Крупицын. — Это ж нарушение…
— Знаю, что нарушение. А не могу… без него…
— Так… ясно… — Крупицын долго и пристально смотрел на разведчика, не зная еще толком, как отнестись к этому факту…
Но на всякий случай сказал:
— Чтобы это было в последний раз.
— Що у последний раз, товарищ гвардии капитан? — переспросил солдат с сильным украинским акцентом, еще более смутив Крупицына.
— Ладно, я с вашим командиром поговорю, — поспешно вымолвил Саша, испытывая смешанное чувство досады и уважения к этому странному разведчику.
— Почему вы не взяли у Филипчука комсомольский билет? — спросил одновременно и командира и старшину Крупицын.
— Я было приказал, а он в слезы…
— Что?!
— В слезы, говорю, — подтвердил старшина.
— Как же такой… в разведку?
— А вот поглядим…
С той поры Саша чаще обычного стал наведываться в разведроту. И чувствовал, что причиной тому — Филипчук, на счету у которого теперь уже было несколько приведенных им «языков».
Билет он по-прежнему не сдавал старшине при уходе в поиск, и это тревожило и Крупицына и командира роты. Конечно, последний мог приказать Филипчуку, и тот бы подчинился, но как потом он будет вести себя в поиске?
Саша вспомнил, как однажды ему приснилось, что он потерял комсомольский билет. От страха он мгновенно проснулся, схватил себя за грудь и испытал великую радость, ощутив билет под рукой.
Короче говоря, для Филипчука продолжали делать исключение: он уходил в разведку с комсомольским билетом. К этому в роте все привыкли, никто из солдат не сетовал на такое исключительное положение Филипчука — может быть, потому, что успели полюбить его.