Это настроение омрачалось, когда наши войска останавливались в населенных пунктах на отдых. Во-первых, деникинцы, отступая, бессовестно грабили население, забирая продукты, одежду и угоняя скот. Во-вторых, население почти поголовно было поражено страшной болезнью – тифом.
Зайдешь в хату и видишь тяжелую и безотрадную картину: на кроватях, на лавках и на полу лежат больные тифом старики, женщины, дети и вместе с ними бойцы.
Много конармейцев было выведено из строя по болезни тифом. Бойцы нашего отряда благодаря тому, что их одежда пропитана бензином, не болели тифом. Это обстоятельство хорошо спасало нас от тифа.
Были у нас и неудачные бои. Однажды в один из погожих, морозных дней нужно было захватить крупный населенный пункт – Дебальцево. Кавалерийский полк, к которому была в этот день прикреплена наша машина, шел по большой дороге, проходным порядком, колоннами. Наша машина и около 15 кавалеристов шли в 3—4 километрах впереди. С ходу переехав через переезд железной дороги, мы с ужасом увидели, что к этому же переезду по закругленному пути медленно подходит бронепоезд противника. По профилю местности бронепоезд нельзя было обнаружить до переезда. Мысль напряженно работает: что делать? Совершенно ясно, что на таком близком расстоянии с бронепоезда можно очень легко и безнаказанно уничтожить автомашину, вооруженную пулеметами, безвредными для него. Обстановка была не в нашу пользу. Необходимо было как можно скорее бежать, уйти от бронепоезда. Но как уйти? Если уходить по большой дороге, по которой мы шли к переезду, то благодаря открытой местности машина будет уничтожена артиллерией бронепоезда. Решение для нас казалось единственным, я, быстро развернув машину обратно, перескочил через переезд, свернул направо и быстро поехал вдоль железной дороги. Наши кавалеристы, по одному, галопом устремились к своим по большой дороге. Мы видели, как бронепоезд, остановившись на переезде, начал усиленный артиллерийский обстрел наших войск, и в то же время снаряды один за другим начали рваться вокруг машины. Мы поспешно удалились и были вне зоны обстрела бронепоезда.
Несколько осколков от снаряда попало в кузов нашей машины, но люди были невредимы. Мы остановились в поле и осмотрелись. На переезде стоял бронепоезд, и на линии железной дороги было значительное количество деникинцев, преграждавших путь нашим войскам. Мы стали смотреть, где наши войска, но, увы, ничего не было видно. Ясно было, что наши войска ушли в обход по другой дороге. День клонился к вечеру, и мы на машине, вчетвером, остались в поле совершенно одинокими.
Мы предположили, что наш полк ушел в район восточнее Бальцево. Долго мы искали дорогу в желаемом направлении, пока не набрели на небольшую проселочную дорогу. По этой дороге мы ехали уже ночью, без света. Небо было звездное, мороз 25 градусов, и сильный встречный ветер.
Кругом тишина, никого из бойцов-конармейцев и наших машин не было. Вдруг машина остановилась. Я прибавил газ мотору и почувствовал, что ведущие колеса буксуют и машина валится на правый бок. Пришлось остановить машину и сойти с нее вместе с помощником. Пулеметчики, укрывшись брезентом, сидели в кузове. Осмотрев машину, мы увидели, что правое переднее и заднее колеса находились в канаве, на весу, а рама кузова плотно лежала на снегу. Сошли пулеметчики, и мы вчетвером около часа принимали различные меры по вытаскиванию машины из канавы, но успеха не имели. Без помощи второй машины или без конармейцев, охотно в таких случаях помогавших нам, вытащить нашу машину было невозможно. Мы стояли около машины и чувствовали себя как бы в глубокой яме, кругом темно, и ничего не видно. Мы напряженно прислушивались в надежде услышать хоть какие-нибудь звуки, свидетельствовавшие о населенном пункте. Все напрасно, было тихо. Выхода не было, пришлось ждать утра. Были, конечно, и соображения бросить машину и вернуться пешком в расположение своих войск. Но беда была в том, что не было компаса, а карту читать не умели, и поэтому мы не были уверены, что придем к своим, а не к противнику. Такой вариант был непригоден, так как он мог кончиться смертью, а в лучшем случае позором. Бросить вооруженную машину – позор. В то же время, оставаясь на месте, мы могли быть легкой добычей деникинцев. Делать нечего. Решили ждать утра. Во избежание разрыва рубашек цилиндров мотора воду из радиатора выпустили, забрались в кузов под брезент и начали говорить на темы, кому какая вздумается. Не знаю, сколько мы говорили, когда я почувствовал, что меня кто-то зверски катает по кузову, как какое-нибудь бревно, а не человека. Наконец, я услышал крик Лылина: «Сережа, дорогой, встань, ты ведь замерзнешь!» Я не поверил, что замерзаю, мне было очень тепло. А в моей голове не исчезла еще мысль, что я нахожусь дома, сижу на берегу речки и наблюдаю, как купаются и шалят дети. Затем я пришел в себя и вспомнил реальную обстановку. Теперь мы вдвоем немедленно стали будить остальных: я – пулеметчика Катона, а Лылин – моего помощника Деблякова. Как ни странно, через минуту Катон был на ногах и сказал мне: «Что такое? Что, что?» – и больше не мог говорить, он понял, в чем дело. Дебляков не вставал. Мы втроем начали катать его по кузову, но никаких результатов, он спал. Мы кричали ему: «Андрюша, ты замерз, вставай!» Мы решили снять его с машины, поставить на ноги и провести по дороге. Так и сделали, и, к нашей радости, Андрей заговорил, он был спасен. До утра мы больше не ложились, а утром пришла наша машина и отбуксировала нас в деревню.