И так вместо эвакуации меня отправили в изолятор с высокой температурой. Я спросил врача, что случилось с моей раной. «Ничего нет страшного, – ответил врач, – небольшое рожистое воспаление. Наверно, вы почесали рану, и вот от этого и занесли инфекцию». Мне так стало обидно, что я занес себе инфекцию. Изолятор находился в другом полуподвальном помещении. Как я узнал позже, его называли подвалом смертников, в котором пачками умирали. Мне каждый день в рану вставляли единственный тампон, пропитанный йодом, и мазали йодом место красноты. Нога стала черной. В подвале всегда было темно, слышны одни стоны и писк крыс, которые грызли раненых.
В это время из Москвы в Ташкент прибыла комиссия для расследования восстания в Ташкентских ж.-д. мастерских. И проверки госпиталей, в которых находились раненые. Во главе был комендант Кремля. Мы о комиссии ничего не знали. Комиссия опрашивала раненых из изолятора. Нас перенесли на первый этаж. Комиссия-консилиум. В палате один из раненых меня стал расспрашивать, откуда приехали, мы сказали – из подвального изолятора, из нашего смертника. Я попросил передать комиссии, чтобы она зашла в нашу палату. «Скажите им, здесь раненый из кремлевского отряда Я.М. Свердлова Волков-Крестьянский». Кто был в комиссии, фамилию я не помню. После прихода комиссии было установлено заражение. Немедленно были наложены резиновые жгуты выше раны, стали немедленно готовить к операции. Для спасения жизни оставался один выход – ампутация. От ступни до ранения колена – все почернело и омертвело. Выход оставался один – умереть с ногой или оставаться живым, но без ноги. Решение принял последнее – жить без ноги. Через несколько минут меня перенесли к операционному столу и дали книгу, в которой я должен расписаться, что согласен. В книге написано: «Я, Крестьянский Д.Н., согласен на ампутацию правой ноги выше колена». Я расписался – Д. Волков. Тут же стали давать наркоз. Вдруг приостановился хирург, спросил: «Как вас зовут: Даниил Никифорович? Фамилия Волков?» Вижу, среди них получилось замешательство, спросили: а где же больной Крестьянский? Все затихли в замешательстве. Хирург еще раз меня переспросил. Я также ответил: «Волков», – и добавил: «Крестьянский». Хирург сказал: «У вас двойная фамилия! Да надо так и писать и расписываться в книге через тире». Я подписал – Крестьянский. Он повернул голову к медперсоналу и дал им понять: приступать давать наркоз. Я так нанюхался, что с утра до двух часов ночи не мог пробудиться.
Проснувшись, открываю глаза, смотрю, все кругом кружится, в голове сильная боль, все мутит. В палате темно, стон раненых, принесенных с операции, стоны не умолкали. Постепенно стал приходить в себя, повертываю с трудом голову. Спросил рядом стоявшую сестру: «Скажите, где я нахожусь?» – «В палате». Закрываю глаза, выпрямляю руки, протягиваю их к ноге, стал ощупывать, так как чувствую, пальцы все шевелятся, но ноги нет, на культю положен тяжелый груз. Хотел его сбросить, но сестра отвела мои руки, сказав, нельзя сбрасывать, это положен песок для растяжения и выпрямления культи и чтобы наложенные швы не расходились. Боль не утихала. Сестра сделала укол, а для сна дала выпить лекарство. И я снова погрузился в сон.