В комнату просунулась голова в кроликовой шапке, сказала:
– Я здесь, Евгений Семенович.
Главбух узнал шофера заводского «газика».
– Поехали, граждане. – Громов встал. – Время работает на нас. Толя, собери в дорогу.
– Куда поехали? – спросил Рудаков.
– На воздух, в лес. К девочкам.
«В какой лес? К каким девочкам?» – хотел удивиться главбух, но почему-то не удивился.
Ехали долго по шоссе, потом свернули на полевую, но хорошо укатанную дорогу. Дорога под яркими лучами новенького «газика» качалась, как река в ледоход: то выставлялась темная глыба, то дыбился впереди сверкающий брусок…
Приезжий сидел на почетном месте – рядом с шофером – и мрачно смотрел вперед; Семен Петрович же с главным инженером разлеглись на заднем сиденье, придерживая позвякивающий бутылками солидный портфель. В боковое окошко светила луна, и по машине гулял плотный светлый квадрат. Иногда он ложился на колени или на грудь главного бухгалтера, и Семен Петрович почему-то испытывал тревожное чувство, которое уже давно забыл, еще со времен юности, когда волновало все: и свет луны, и ветер, и запах цветов, и пение птиц. Тогда лежащая впереди жизнь казалась трепетной, волшебной сказкой. Оттуда, из будущего, светила луна, дул ветер и пахли цветы.
«Ничего, один раз можно развлечься, – думал Семен Петрович. – Хоть на ночной лес посмотрю. Боже мой, как давно я не был ночью в лесу…»
По дороге Громов сказал, что они едут проведать его двоюродную сестру в санаторий «Березки». Она там уже вторую неделю, а он, Громов, так и не выбрал времени навестить ее, бедная же девочка, может быть, даже там голодает – знаем мы эти санатории.
Насчет двоюродной сестры Семен Петрович особо не поверил – кто это тащится на ночь глядя за сорок километров проведать сестру, но своего сомнения ничем не выдал. Ему после выпитого захотелось мчаться и мчаться на новой, сильной, успокаивающе гудящей машине куда-нибудь навстречу лунной мгле, замерзшей речке, тихому еловому лесу, попасть в приключение…
В «Березках» он бывал два раза проездом. Один раз, когда плыли по реке, остановились, чтобы купить водки. В другой раз по пути из подшефного колхоза у машины сломался задний мост, и пришлось чиниться в гараже санатория.
Оба раза «Березки» произвели на Рудакова странное впечатление. Его прежде всего поразила тишина, которая царила там: ни криков, ни песен, ни музыки. Лишь шум сосен и плеск реки. Словно это и не санаторий вовсе, а какой-то старый заколдованный замок. Дом был когда-то барской усадьбой и с самого начала задумывался архитектором как возвышавшийся над рекой средневековый замок, но затем обветшал, оброс пристройками, расплылся, как стройная женщина к старости, слишком много и жадно евшая.
Второе, что удивило Семена Петровича, – безлюдье. За все время, что главбух пробыл в «Березках», он встретил всего несколько человек, в том числе девочку, особенно удивившую его. Девочка собирала грибы. Это были красивые яркие подосиновики. Девочка срывала грибы, внимательно рассматривала их и, вздохнув, бросала в траву. Остальные встретившиеся были рыбак с удочкой, но без ведра или вещмешка и молодой парень с бутылкой вина в кармане брюк. Время от времени парень вынимал бутылку, отпивал из горлышка и плакал. Он прошел в двух шагах от Семена Петровича, не заметив его.
Рудаков тогда еще подумал: что это за странный санаторий? Хотел при случае расспросить о нем кого-нибудь, но случая так и не представилось, и он вскоре забыл о «Березках».
Теперь главный бухгалтер с любопытством ожидал приезда в загадочный санаторий.
Начался лес. Машину стало сильно трясти, шофер Толя снизил скорость. Луну заслонили деревья, и в машине сделалось темно. Семену Петровичу вдруг стало не по себе. Запрыгало отчего-то сердце. Неужели он волнуется оттого, что едет в какой-то дурацкий санаторий?
– Остановимся на минутку, – попросил Рудаков.
Шофер крутанул в молодой ельник. Здесь было мало снега и светло от висевшей рядом огромной круглой луны.
– Заодно и для бодрости употребим, – сказал главный инженер, раскрывая портфель. – До отбоя должны успеть. Как раз на танцы попадем.
– Вы здесь бывали? – спросил Рудаков.
Евгений Семенович усмехнулся.
– Приходилось… Когда сестренка отдыхает.
«Газик» раздавил колесами молодую елочку, и отчаянно запахло хвоей. Громов выпил первым, зажевал веточкой с елки.
– От всех болезней спасает. Так ведь, Геннадий Александрович?
Гость из центра ничего не ответил. Он молча выпил, тоже зажевал веточкой. Рудаков последовал их примеру. Во рту стало вязко и прохладно, как давно не было. В детстве он жевал елку и с тех пор больше не пробовал… Сегодня вообще необычный вечер… Ночь, луна, лес. Этот загадочный человек из центра, который пообещал ему коттедж… Как это солидно звучит – «коттедж»… И теперь еще танцы… Глупо, нелепо, фантастично. Сколько он не был на танцах? Лет тридцать. Бредовая идея ехать ни с того ни с сего на танцы в 52 года в затерянный в зимнем лесу санаторий.
– По коням! – скомандовал Евгений Семенович. – А то пропустим первый вальс. «Дунайские волны» играют. Я очень люблю этот вальс.
Минут через пятнадцать показались постройки санатория: какие-то сарайчики, гараж, домики обслуживающего персонала, занесенные снегом кучи щебня и досок. Толя подрулил к тускло освещенному одним фонарем двухэтажному деревянному зданию. Второй этаж почти весь был темным, горели лишь два или три окна, зато первый ярко светился. Оттуда через неплотно прикрытые форточки сочилась музыка.
– Не успели! Началось уже! – подосадовал Громов.
Толя подъехал гак, что машина оказалась в тени дома.
– Раздеваться здесь, и за мной! – скомандовал Евгений Семенович. – Помалкивать. Отбрехиваться буду я.
Главный бухгалтер неловко вылез из своего овчинного полушубка и потрусил вслед за всеми к входу в санаторий. Впереди бабахнула, видно, на сильной пружине дверь. Это пошел на штурм бесстрашный Громов. Когда Семен Петрович протопал в сапогах, по пути отряхивая налипший снег, через коридорчик в прихожую, Громов и Геннадий Александрович были уже там. Приезжий из центра с безразличным видом рассматривал диаграммы на стене, а Евгений Семенович препирался с пожилой вахтершей.
– Да свой я, девушка. Сестренка у меня здесь. Маленькая, с кудряшками такая, беленькая. Я уже к вам как-то приезжал.
Вахтерша недоверчиво смотрела на разрумянившегося главного инженера снизу вверх.
– Это какая же? Не из двадцать пятой?
– Может, и из двадцать пятой, я ж не знаю, куда вы ее тут поселили.
– У черных брюках?
– Ага, – обрадовался главный инженер. – В черных.
– Так в черных вчерась уехала, – сказала вахтерша.
– А может, она и не в брюках, а в юбке, – сказал Громов раздумчиво. – У нее и юбка одна есть. А я вот, девушка, вам гостинчик привез. – Главный инженер полез в карман брюк и вытащил горсть жареных тыквенных семечек. – Нате, угощайтесь, при вашей работе в самый раз.
Вахтерша подобрела.
– Ну, проходи. А энтих не пущу.
– Так то ж мои кумовья.
– Вот кумовьев и не велено пущать.
– А тот, в свитере, – Громов показал на Геннадия Александровича, – даже ее жених, а грозный человек в сапогах – родной дядька моей двоюродной сестренки.
– Ну поплел… поплел…
Семен Петрович вполуха слушал своего начальника: от выпитой водки в голове у него все качалось, было тепло и хорошо; музыка, доносившаяся из зала, будила давно забытые воспоминания – вот так же когда-то они прорывались на вечера в женские общежития.
В конце концов вахтерша сдалась. Трое искателей приключений – Толя остался при машине – прошли в зал. Семена Петровича ослепил яркий свет, оглушила музыка, которую извлекал из аккордеона молоденький паренек. Закружилась голова от запаха духов.