Эдуард опустился на колени и сжал ладони Лиды в своих, её тонкие белые пальцы были холодными. По щекам всё ещё текли крупные слёзы, щёки и нос покраснели.
– Я ничем не смогу помочь… Ничем! Я бесполезна! Они задавали столько вопросов, а я не могла ответить, я ничего не знаю! Миша никогда не делился со мной… не говорил о работе, не держал здесь важных документов. И тогда… я ушла на прогулку с Ваней, а когда мы вернулись… когда мы вернулись… Он… там было всё в крови… и он….
– Лида… Лида! – что он мог сказать, что мог сделать? Сумел бы её утешить? Нет? Мысленно Эдуард сыпал проклятьями. Вопреки своему желанию он злился на погибшего друга, который оставил жену в таком положении. В Петрограде у Лидии не было родни, в квартиру, скорее всего, вселят ещё одну или две семьи, а маленький Ваня будет расти без отца. – Послушай! Выслушай меня! Ну-ну! Лида, я всё выясню, узнаю, что произошло, почему он так поступил. Я запрошу документы следователей, у меня остались связи… А вам не стоит здесь оставаться, я куплю тебе билет на поезд до Курска. Дам телеграмму, и Семён Семёныч встретит вас на станции и отвезёт в «Звёздное».
Лидия принялась отмахиваться, отказываться, говорить, что не желает никому причинять неудобства.
– Михаил был моим другом. Разве я могу оставить его близких без поддержки? Тата будет вам рада, подготовит комнаты во флигеле. В «Звёздном» твоему мальчику будет лучше. На юге уже наступило лето, там тепло и солнечно, ты сможешь гулять с сыном, не боясь заразы, – он ласково погладил молодую женщину по руке и грустно улыбнулся. – Ну же! Соглашайся!
– Я и так слишком многим вам обязана… Тебе и Олегу Германовичу. Если бы он не помог, не знаю, как бы я организовала похороны… Голова точно в огне… я совсем не понимаю…
– Ну-ну! Ты ни в чём не виновата. А мы поможем, чем сможем. Ну же! Начни собираться прямо сейчас, а мне нужно купить билет.
Эдуард уже начал подниматься на ноги, но Лида крепко сжала его руку и удержала. Чёрное платье без вышивки и украшений, волосы, заплетённые в косу. Осунувшееся лицо, потухшие глаза. Бедняжка!
– Благодарю! Благодарю! Эдуард…, ты же не веришь, что Миша мог… что он…? Следователи сказали, что сомнений быть не может, но почему, почему же он…? – спросила она жалобным, почти умоляющим голосом, надеясь, что он опровергнет все её сомнения.
Эдуард только тяжело вздохнул. Уж лучше быть честным. Никто не мог предугадать результаты расследования.
– Я тоже не хочу в это верить, но пока у меня больше вопросов, чем ответов.
Она понуро опустила голову, и молодой человек погладил её по плечу. В очередной раз он почувствовал себя совершенно беспомощным.
***
Кабинет Михаила сиял чистотой, пятна крови исчезли даже со стены. Похоже, кто-то из подруг Лиды взялся за уборку с невероятным рвением и, желая уничтожить все следы, едва не затёр бумажные обои (Мишка сам обклеил ими стены) до дыр. Поверхность стола тоже была чистой, а ящики – пустыми. Впрочем, насколько знал Эдуард, Миша не хранил в доме официальных документов комиссариата. Желая заполнить пустое, как разрытая могила, пространство стола, Лида заставила его фотокарточками. Несколько свадебных фотографий, несколько фронтовых. Ноябрь 1918 года, конец войны, доктор Веселовский умудрился где-то раздобыть фотоаппарат, согнал всех в кучу и давай мучить: улыбайтесь, поднимите руки, снова улыбайтесь, замрите. Вот Мишка в первом ряду, улыбка до ушей, лихой вид, повязка полкового комиссара на предплечье, грудь вся в орденах. Эх, Мишка-Мишка! Ты же так хотел жить! Ты же уверял, что всё лучшее впереди, всё будет хорошо! Что же ты натворил? Почему? Почему?
Забывшись, Эдуард опустился на тот самый стул (на обивке остались багровые пятна), положил локти на стол и обхватил руками голову, до боли впился пальцами в пряди волос. Он хотел сосредоточиться, он пытался собраться с мыслями, забыть хоть на минуту о том, что в этой комнате погиб его лучший друг. Боже! И как Лида смогла выдержать несколько дней в проклятой квартире? Нужно сосредоточиться и подумать. Подумать. Понять. Связать все ниточки в один узел, восстановить картину событий того страшного воскресного дня, припомнить всё, что рассказала Лида. Тогда она ушла на прогулку с Ваней, а Миша остался дома. Он, как и всегда, выглядел бодрым, он проводил жену и сына ласковой улыбкой. Он не показался Лиде встревоженным, расстроенным или напуганным. Когда она вернулась, мужа уже не было в живых. Михаил застрелился в рабочем кабинете из подаренного Эдуардом «нагана», не оставив записки, не сделав ни одного звонка. Эх, Мишка-Мишка! Что с тобой стряслось?