Согрелись ветви груши, раскрылись густые гроздья бутонов. Молодая груша покрылась белыми цветами, стала похожа на облачко. Тогда груша поняла, что она красавица. Осмотрела рощу, — нигде вокруг не видно деревца в таком красивом наряде. И так ей стало радостно, что захотелось заговорить.
В этом нет ничего удивительного. Все деревья, травы, цветы, птицы, букашки, пчелки, муравьи испокон веку умеют говорить — каждый на своём языке. Понимают они друг друга или нет, я не знаю. Но добрый старый ветер понимает их. Он останавливается возле каждого, слушает, кто о чём говорит, о чём мечтает, чего боится. Иногда прошепчет ласковое слово, а то укорит или даст мудрый совет. Все знают его, любят и побаиваются. Когда ветер разгневается и начнёт бушевать, — удержу ему нет.
Молодой груше захотелось говорить, и она заговорила.
Ветер послушал её, шепнул ласковое слово, погладил — понял деревце.
Что же сказала ему груша?
Я сидел на камне у опушки и смотрел на цветущее деревце. Оно стояло в белом наряде, как девочка, одетая на праздник: в белой блузке, белой юбочке, белой шапочке, белых варежках. Смотрел и радовался. Тут прилетел ветер и шепнул мне на ухо, что сказала ему молодая грушка:
— Она хочет вырасти ещё выше, выше рощи, чтобы все, и прежде всего солнце, увидели, как она красива. Она хочет стать ещё наряднее, хочет, чтобы на ней расцвели белые цветы, такие, каких нигде на свете больше нет.
И чтобы эти цветы светили днем и ночью, как звёзды. Ярче, больше, сильнее звёзд!
Чтобы все дивились, радовались ей, любили её, чтобы краше неё не было во всей роще, во всех горах, на всей земле, от востока до запада, от севера до юга…
Добрый старый ветер решил выполнить желание груши. Поднялся над рощей — на локоть, на два локтя, на сто локтей. Посмотрел в одну сторону, в другую. Пошел гулять от одного конца гор до другого, от Зелёных гор до Синих гор. Поползли тут серые туманы и чёрные тучи. Потянуло холодом. Листья зашептались. Птицы смолкли. Букашки попрятались под листья. Два белых голубя притаились под стрехой крайнего дома в селе, что стояло у подножия гор. И пошёл дождь. Он шёл день и ночь, роща отсырела, как губка, намокли птичьи крылья, промокли букашки, одним муравьям было сухо — они сидели в муравьиных домиках из сухих иголок.
А как же груша?
Её ветки поникли от дождя, цветы закрылись, съёжились. Испугалась груша, заплакала.
С цветов, с листьев, с веток потекли крупные слёзы: одна… две… тысяча…
— Что же теперь будет со мной! — плакала груша. — Где мой белый наряд? Я вся промокла!
А слёзы текли ручьями по блестящей коре, сбегали к корням, уходили в землю.
— Ох, я скоро захлебнусь! Пропала я, пропала моя красота! — горевала молодая груша.
На её ветке пряталась от дождя голубая синичка с жёлтой шейкой и чёрным хвостиком. Жалко стало синичке грушу.
— Тинь-тинь-тинь! Чего плачешь, чего плачешь?
— Погибаю, синичка! Как мне жить без наряда, без красоты! Лучше умереть, лучше покинуть жестокий мир…
Добрый старый ветер был поблизости, он гулял по роще, бродил по мокрым травам, по намокшим мхам. Ветер услышал жалобы груши. Улыбнулся и сказал самому себе:
— Молодо-зелено… всего боится, даже собственной тени!
Потянулся добрый старый ветер — от одного конца гор до другого, от Зелёных гор до Синих гор. Начал дуть во всю мочь, разогнал тучи. Убежали они за Зелёные горы, за Синие горы. Показалось чистое небо — высокое, голубое-голубое — голубее и глубже горного озера. Солнце согрело горы, рощицу, молодую грушу. Стало тепло. В лесу запели птицы.
Два белых голубя поднялись высоко в небо. Букашки и муравьишки снова выползли на белый свет.
— Как хорошо! — засмеялась сквозь слёзы молодая груша. — Как светло, как тепло!
Её бутоны раскрылись. Крупные белые цветы засверкали на солнце — они были светлее звёзд, крупнее звёзд, как и хотела груша. Её белая крона поднялась выше рощи. Посмотрела груша вверх, посмотрела вниз. Поглядела на солнце. Ах, как она выросла — на целую пядь, на целые две пяди!
— Что это? — воскликнула молодая груша.
— Я стала и выше, и красивее! От одного конца гор до другого, от Зеленых гор до Синих гор нет дерева краше меня! На всей земле нет меня краше!
А старый добрый ветер, довольный, что порадовал молодую грушу, снова зашептался с её белой кроной, а с гор спустились сто молодых ветров, зашептались с её цветами, заиграли во сто серебряных дудок с медовыми голосами…