Выбрать главу

Уже в Питере она узнала, что Артур встречается с девушкой, которую держит подальше от Северной темы, которой, к удивлению всех друзей, не изменяет. Нори не воспринимала соперницу всерьез. Ей казалось, что Савицкий быстро поймет, что лучшая пара для него та, кто варится с ним в одном котле. Такая, как Нори. И ей почти удалось показать ему это. Почти. Потому что Ольга спутала все ее планы своими либеральными взглядами на измены и вторжением на Север. Но планы Нори смогла поменять, только вот отношение Артура было к ней стабильно наплевательским. И это угнетало. Ее угнетало равнодушие и холодность Савицкого, пренебрежение и безразличие. В свои двадцать Нори не знала, не помнила, каково это быть желанной, хоть немножечко любимой. Еще до Валерки у нее были приятели, но, разумеется, их она уже не принимала в расчет.

Поэтому отношения с Эриком стали приятным разнообразием. Девушка купалась в его нежности, заботе, тепле. Они не тискались на людях, вообще не афишировали свою близость, но Нори это не было нужно. Она принимала его сдержанность, как данность, беря по полной с него наедине. Как только они оказывались подальше от посторонних глаз, то моментально примагничивались друг к другу. Это было так естественно и приятно. Нори любила его сильные, нежные руки, его низкий шепот, его сумасшедшие поцелуи. Она, наконец, чувствовала себя желанной, красивой, женщиной, в конце концов, а не приставучей собачонкой.

В Питере они тоже не спешили выставлять напоказ свою близость. Однако в конторе некоторые партнеры заметили, что Эрик смотрит на свою помощницу иначе. И в тесном кругу вне работы мужики позволяли себе постебать Савицкого кризисом среднего возраста, когда положено либо покупать Порш, либо заводить молодую любовницу. Помня похожие подколки, которые постоянно терпел Артур из-за своей пижонской тачки, Эрик только кивал и посмеивался, предлагая приятелям завидовать не так громко.

Нори часто оставалась у него на ночь. Ей вообще нравилось бывать у Эрика, спать в его постели, натыкаясь во сне на горячее тело босса, прижиматься к нему, чувствуя, как он сразу обнимает ее, что-то бормочет сквозь сон. Утром она не спеша готовила завтрак, прислушиваясь к звукам из тренажерного зала, улыбаясь своим мыслям. Они вместе приезжали на работу, игнорируя слишком приветливую улыбочку администратора Светланы.

Все у них было прекрасно, пока однажды Нори не поддалась уговорам Эрика остаться у него на все выходные. Близилось лето, и он должен был уехать на Север на две недели. Почти все его дела были закрыты, и он мог позволить себе отпуск. Нори же уходила на сессию, а заодно заканчивала дела с бумагами в офисе. И хотя их разлука обещала быть не такой уж и долгой, но Савицкий желал эти дни побыть с ней наедине.

Нори как всегда проснулась одна. Хотя на Севере она всегда вставала первая, в городе ее петухи замолкали, позволяя выспаться почти до обеда. Сладко потянувшись, девушка встала с кровати. Она собиралась пойти в ванную, но передумала, услышав из гостиной сердитый голос Эрика. Он так редко позволял себе повышать тон, даже ругаться умудрялся тихо, но грозно. А сейчас Савицкий почти кричал. И Нори пошла на его голос.

— Нет, я против, — рычал Эрик, стоя посреди гостиной спиной к Нори. — Мне все равно… Ты меня не слышишь, что ли? Насрать, Кен!

Девушка вздрогнула, поняв, с кем он разговаривает.

— Ты изгнан, Кеннет, и эти твои лазейки с наемничеством…

Он замолчал, видимо, слушая то, что говорил Кен. Нори видела, как Эрик то кивает, то мотает головой, но все его тело окаменело в напряжении.

— Я тебя понял, — наконец снова заговорил Савицкий. — Но и ты меня пойми. Попробуй сунуться на землю русичей, и обратного пути не будет. Ясно? Отлично. Насчет твоих встреч, есть домик в лесу. Сторожка лесника, встретимся в первый день после обеда, провожу. Герой-любовник, мать твою. Заткнись, Артур. Можешь подтереться своими благодарностями.

Эрик отбил звонок и бросил телефон на диван. Он обернулся и сразу увидел Нори.

— И давно ты тут? — поинтересовался он сухо.

На лице Предводителя Ястребов отражалась та же злость, что только что лилась из голоса, а глаза заволокла темная пелена.