— Ты не хочешь ребенка, — сказал Эрик без вопросительной интонации.
— Не хочу, — глухо ответила девушка куда-то ему в плечо.
Он открыл было рот, но Нори продолжила сама, поправляясь.
— Вернее, не сейчас. Мне двадцать три, Эрик. Я только что закончила универ. И у меня вроде бы все стало получаться на работе. Не хочу это терять. Хочу работать сейчас. Ты же знаешь.
— Знаю, Цветочек, знаю, — покивал Эрик.
Он прекрасно понимал стремления и амбиции Нори. Для начинающего адвоката она была очень способной и напористой. Перед ней открывались самые соблазнительные перспективы.
— Ты злишься, да?
— Злюсь, — подтвердил Эрик, не желая лукавить.
— Потому что не сказала тебе?
— Потому что не сказала и потому что не хочешь оставить ребенка.
Нори отстранилась, стирая остатки слез. И хотя Эрик видел в ее глазах сомнение, голос девушки был твёрдым, а аргументы железными. Словно она пыталась убедить не только его, но и себя в собственной правоте.
— Я не могу сейчас, Эрик. Знаю, ты хотел бы ребенка, но я не могу. Прости. Слишком рано.
— А когда будет не рано?
— Может лет через пять-семь. Я не знаю.
— Мне будет хорошо за пятьдесят, Нори.
— Ну и что?
Эрик взял паузу, и уже Нори впору было пытаться прочесть его мысли, потому что лицо любимого искажала боль.
— Да, действительно. К тому времени ты, наверное, одумаешься и найдешь кого-то помоложе. Так будет правильно. Для тебя и для твоих детей.
Нори сама не поняла, как ее рука взлетела в воздух, и ладонь с силой проехалась по щеке Эрика, разрезая натянутую тишину звуком хлопка. Девушка вскочила с кровати, крича в ошарашенное лицо Короля Чародея:
— Как ты смеешь, мать твою?! После всего, Эрик! Как у тебя язык поворачивается? Думаешь, я с тобой на время, да? Хрен там, Савицкий! Ты… Ты… Боже!
Она развернулась и изо всех сил врезала ладонью по стене, чтобы не ударить Эрика еще раз. Слезы снова потекли из глаз, но теперь не стыд был их причиной, а злость. Давно Нори так не злилась на Эрика. Наверное, вообще никогда.
Она стояла, упираясь руками в стену, всхлипывая и дрожа, пока не почувствовала, как Эрик обнял ее сзади.
— Прости меня, Цветочек. Просто до сих пор не могу понять, что тебя держит рядом с таким старым придурком, как я.
— Вы вроде такой взрослый и умный, Эрик Лазаревич, — как всегда начала Нори свою любимую фразу для издевательств. — Это же очевидно — любовь.
— Прости, милая. Не хотел тебя обидеть. Глупость сказал.
— В нашей паре глупости — это моя прерогатива. Я же взбалмошная малолетка. А ты занудный старпер. Тебе положено меня одергивать и читать морали.
Они вместе засмеялись.
— Хорошо, я больше не буду отбирать твой хлеб, — согласился Эрик.
Он вернул Нори на кровать, где она уютно пристроилась к его боку, тихо дожидаясь продолжения разговора о ребенке.
Эрик не спешил. Он был подозрительно тихим, пока перебирал волосы девушки пальцами. Нори не выдержала первой.
— Пожалуйста, не молчи, — взмолилась она.
— Я пытаюсь принять твое решение, Нори. Это нелегко.
Девушка зажмурилась, прекрасно зная, насколько это нелегко для него. А Эрик в это время пытался задушить в себе желание помешать Нори. Он снова и снова боролся с эгоизмом, стараясь поставить на первое место потребности Нори, ее право выбирать, как жить. Но не вышло.
Эрик, хоть и безумно обрадовался оплеухе, которую отхватил за свое нерадужное предположение об их расставании через несколько лет, но страх потерять Нори никуда не делся. Конечно, он надеялся, что они будут вместе до конца, но прагматический ум юриста и печальная статистика уверяла его в обратном. Разумеется, у Темных Чародеев и Дивных Цветочков статистика была более оптимистичной, но все же… Он просто хотел этого ребенка. Сейчас, а не через три-пять-семь-десять лет. И этого желания было достаточно, чтобы он заговорил.
— Помнишь, ты спрашивала, почему мы с Наташей расстались?
— Она тебя бросила из-за Рига, — выдала Нори привычную версию.
— Нет. Это я ее бросил.
— Что?
Нори аж отстранилась, не веря. Она привыкла думать, что отношения Эрика и Стейны сошли на нет из-за того убийства во время вызова. И, кажется, Эрик говорил, что они пробовали сохранить любовь, но не вышло. И Нори почему-то всегда считала, что именно блудливая натура Стейны повернулась к Эрику задницей.
Не успела девушка забросать Эрика вопросами, как он сам поспешил объяснить.
— Мы взяли паузу после того боя, но оба знали, что снова сойдемся, когда страсти улягутся.
Нори сглотнула, не очень желая представлять, насколько же сильны были чувства этих двоих.
— Наташа позвонила мне через месяц и сказала, что сделала аборт. Она просто поставила меня перед фактом. Понятия не имею, зачем. Лучше бы вообще не говорила.
— И ты..?
— Я не смог, Цветочек. Знаю, это, наверное, неправильно. Женщина должна принимать решение. И Наташа, как врач, разумеется, подошла к этому вопросу прагматично. Она не хотела детей. Никогда. Ни с кем. Позиция у нее такая. И я вполне ее понимаю, только вот принять не могу. Никак.
— Ты пытаешься сказать, что бросишь меня, если…
— Нет, Нори… Нет, — Эрик взглянул на нее, но тут же зажмурился. — Черт, я не знаю. Это словно шантаж, и мне самому противно, Цветочек. Ты такая молоденькая. И, конечно, все двери перед тобой открыты. Но это же наш ребенок, Нори.
Нори снова проглотила ком, подкативший к горлу. Слезы в очередной раз разрисовали ее лицо влажными линиями. Эрик взял ее ладони в свои, заглянул ей в глаза.
— Пожалуйста, кроха, не делай этого. Ты ведь уже была у врача и не смогла?
— Она дала мне время подумать. Два дня, — всхлипнула девушка. — Потом уже мини-аборт. Я не хочу аборт, Эрик.
— Пожалуйста, Нори. Пожалуйста, — умолял ее Эрик, прижимая к своей груди., - Никаких абортов, никаких таблеток. Давай родим этого ребенка. Клянусь, я все сделаю. Все, что хочешь.
— Не заставляй меня говорить это. Я и так чувствую себя эгоистичной сукой.
— Что тебя пугает, Нори? Скажи мне. А то пока именно я выгляжу эгоистичным козлом, который ломает тебе жизнь.
— А так и есть, потому что я не смогу работать. Потому что ты будешь приходить после допросов и судов, умиляться на этого ребенка, трахать меня еле живую, а утром снова сваливать, оставляя меня с кашей и памперсами. Я не хочу этого, Эрик. Я хочу в суд. В метовку хочу ездить, в архивах копаться, а не совать свою сиську в рот по часам.
— Но это же решаемо. Можно няню нанять, — сразу нашелся Эрик.
— Серьёзно? — ядовито поддела Нори. — И ты, конечно, не будешь считать меня кукушкой, которая кинула своего ребенка на попечение чужой тетки? Я слишком хорошо помню тот разговор, Эрик.
— Какой разговор?
- Про жену твоего покойного приятеля, которой были важны только деньги. Нет уж, уволь. Я не желаю стать объектом твоего пренебрежения.
— Ох, Цветочек, это же разные вещи.
— Это сейчас они разные, а потом все будет очень похоже.
Нори встала с кровати, пошла умыться. Она долго стояла, глядя на бегущую воду, на свое отражение в зеркале. Ее сердце разрывалось от боли. Она прекрасно понимала, что Эрик бросит ее, если она решится на медикаментозное прерывание беременности, как понимала и то, что он не сможет смириться, если она родит и выберет карьеру. Ей нужно было принять решение: сейчас или чуть позже. И в обоих случаях она теряла своего мужчину.
Она не решалась выйти из ванной, не решалась принять единственную правду — им не быть вместе в любом случае.
— Нори, — услышала она за спиной голос Эрика.
— Ммм, — протянула девушка, продолжая таращиться на воду.
Савицкий закрыл кран, развернул ее к себе лицом.
— Ты слышала, что в Швеции мужчины могут уходить в декретный отпуск?
— Нет, — выдавил девушка. — К чему ты это говоришь?