Он стоит, как болванчик, продолжая пыриться и кивать с неумолимо отвратной физиономией. Чувствую невольно подступающую тошноту. Страшно представить, что за дикая мозгодробительная технология позволяет переделать разумного человека вот в «это».
— Помнишь ее? — повелительно спрашивает Август.
По мановению руки в воздухе появляется прозрачная, но хорошо различимая голограмма: прекрасная улыбающаяся Мари игриво подмигивает неведомому собеседнику. Голова и плечи девушки видны так хорошо, будто она сейчас вместе с нами, в этой убогой вонючей камере.
Заключенный испуганно отступает, но бежать ему некуда. По комнате разливается властная сила, в воздухе зреет нечто грозное, и я понимаю — бедолаге не отвертеться от ответа. Нэш давит настолько явно, что меня самого подмывает вмешаться в диалог. Сдерживаюсь с превеликим трудом.
— Знаешь, кто это? — повторяет парень.
Диего продолжает кивать, только теперь вместо улыбки на физиономии убийцы расплывается страх.
— Это… это… это… — шепчет мужчина, и внезапно делает колющий жест ладонью, протыкая светящееся изображение, — Чик!
Голограмма Мари исчезает, у меня внутри вдруг все обрывается. Я с определенностью понимаю: бедолага только что подписал себе смертный приговор! Судя по тому, как дрогнул взгляд Августа, так просто он отсюда уже не уйдет…
— Кто тебя нанял? — суровость Нэша начинает зашкаливать.
Заключенный верещит, как припадочный, да с ним и на самом деле случается нечто вроде приступа. Все тело дрожит, голова болтается теперь не в вертикальной, а в горизонтальной плоскости; руки мечутся вверх-вниз, как лопасти вентилятора.
— Нельзя… — с ужасом бормочет Хорст, — Нельзя… нельзя…
— Кто!? — ревет Август, угрожающе надвигаясь на мужчину.
Диего пытается спрятаться, но в крохотной каморке для этого не слишком много возможностей. Упершись в стену, он со страхом смотрит на приближающегося парня.
Нэш хватает руку убийцы, моментально вывернув ее под неправильным углом. Бедолага вопит от боли; я с удивлением замечаю, как кожа заключенного покрывается волдырями и лопается, словно под действием сильных химикатов. Ощущения, должно быть, адские; Хорст заходится в крике, надрывая горло и изо всех сил стараясь вырваться. Но тщетно.
— Кто!?
На этот раз убийца не может не ответить. Нэш, оказывается, умеет причинять боль, если захочет, а сейчас как раз такой случай. Воля Диего сломлена, разум помрачен, самосознание растоптано и уничтожено. Человек превращается в аморфное беспозвоночное.
— Большой человек! — вопит Хорст, переходя в ультразвук, — Уже не человек!
Его крик повторяется раз за разом, будто зацикленная аудиозапись; измученный заключенный впадает в прострацию, явственно потеряв грань между ужасной реальностью и еще более страшным бредом. Похоже, ничего более вразумительного от бедолаги уже не добиться.
— Значит, все-таки киборг… — удовлетворенно кивает Август.
Взмах ладонью, настолько быстрый, что я с трудом различаю движение. Голова убийцы резко откидывается назад, шея издает отвратительный хруст, глаза удивленно закатываются. Вздрогнув в последней конвульсии, мертвое тело падает на испачканный пол. Диего Хорст умирает быстро и практически безболезненно. Что ждет его через год? После перерождения? Уж не эта ли самая камера?
Смотрю на мертвеца с брезгливым сочувствием. В голове вдруг всплывает собственная фраза, сказанная совсем недавно: «Мы не мучаем и не убиваем людей!»
Какая ирония судьбы: оказывается, Нэш вполне способен и на первое, и на второе. И ничуть не гнушается собственными умениями. Как ни крути, а в этом Рэдклиф оказался прав. Может ли быть такое, что он недалек от истины и в прочих высказываниях?
— Уходим! — повелительно бросает Август, со спокойной душой отворачиваясь от покойника.
Быстро следую за напарником, и меня не оставляет чувство горькой невосполнимой утраты. Исчезла не вещь и не человек; я потерял веру, а это, как выяснилось, печальнее всего.
Выйти из здания оказывается даже проще, чем попасть внутрь. Без всяких препятствий проходим тем же самым маршрутом, молча поднимаемся в лифте, со спокойными физиономиями пересекаем просторный холл. Дверь выпускает на улицу, скорым шагом сбегаем по лестнице. Вот и конец быстротечной, наполовину импровизированной операции.
— Вот видишь, все отлично! — констатирует Нэш, а потом тихо добавляет, глядя куда-то в сторону, — Ты даже не понадобился…
Не понимаю последнюю фразу, но переспросить некогда. Август уже шагает прочь, на полном ходу пересекая проспект; я спешу следом, едва не срываясь на бег. В этот момент в голове рождается знакомый голос.