— Мама!
— Молчи, Одри! — она развернулась в сторону девушки.
Мужчины предпочли проигнорировать выпад Расселл, предполагая, что это из-за нервов и переживания за дочь. Но Элизабет даже не собиралась успокаиваться и оставаться в стороне.
— Где он сейчас?! Мало того, что сбил ребёнка, так ещё и сбежал с места происшествия!
— Элизабет, успокойся! — в области груди неприятно кольнуло, но мужчина предпочёл сконцентрировать внимание на слетевшей с катушек жене. — Как ты не можешь понять, что сейчас не время?! Дома будешь всё высказывать!
— Папа, пожалуйста, ты хотя бы не реагируй, — проскулила Одри и отошла от отца ближе к окнам в палату сестры — ничего не было видно, лишь силуэты.
Генри кивнул, делая глубокий вдох, давшийся с трудом. Протёр платком вспотевший лоб и оперся рукой о стену, пошатнувшись.
— Папа? — Одри обернулась.
— Всё хорошо, дочка, не переживай.
— Генри, уверен? Может воды? — Роберт оказался рядом с мужчиной, подавая бутылку.
Благодарно кивнув, Расселл сделал несколько глотков и закрыл глаза, стараясь дышать полной грудью. Тошнотворный ком лишь сильнее подкатил к горлу, а боль в груди усилилась в несколько раз.
— Приношу свои соболезнования, — Свон вышел из палаты, снимая маску с лица. — Мы старались сделать всё возможное, но травмы были несовместимые с жизнью. Простите.
Одри немигающим взглядом вцепилась в доктора, чувствуя, как глаза опять начинает щипать от подступающих слез. Элизабет ахнула и поднесла руку к лицу — слишком неискренне, слишком наигранно — это заметил бы даже слепой.
Опасно побледнев, Генри схватился за сердце, навалившись на стену всем весом. Хватая ртом воздух и сползая по стене, он неотрывно смотрел на окна палаты своей умершей дочери.
Роберт быстрее всех среагировал, оказавшись ближе. Подхватив друга и усадив его на ближайшую скамью, он отступил, уступая место врачу.
— Срочно носилки и готовьте операционную! — доктор распахнул рубашку мужчины и ужаснулся, увидев жёлтые гематомы и опухоль в области рёбер.
Быстро переложив Генри, врачи немедленно отправились в операционную, оставив Одри и Даниэля с Робертом за дверями.
Разрыдавшись в голос, Одри сползла по стене. Зарывшись пальцами в волосы, она сильно их оттянула у корней, в надежде, что физическая боль перекроет душевную.
Чувствуя чьи-то руки на плечах и успокаивающий голос, она больше не находила в себе ни сил, ни слез. Осталась пустота. И темнота, захватившая сознание.
На методичный голос то ли судьи, то ли прокурора, Одри никак не отреагировала. С того дня, когда девушка потеряла сразу и папу, и сестру, она находилась словно в другом мире. Где-то у себя в голове.
Сидя в зале суда, Одри сейчас больше всего на свете желала оказаться дома и забиться в самый дальний угол. Всё это (не) могло быть реальностью, у них ведь всё было (не) хорошо.
Девушка зажмурилась, когда назвали причины смерти Генри и Камиллы. Она до сих пор не могла принять реальность, в которой ей придётся существовать.
— Одри, успокойся или покинь помещение, тебе не пять лет, веди себя подобающе, — Элизабет склонилась к дочери, замечая, как по её щекам стекают слезы.
Но успокоиться было трудно — нереально. Всё это казалось дурным сном, который никак не мог прекратиться.
Безэмоциональность матери раздражала. Одри понимала, что на людях нужно держать лицо, чтобы все детали что нет никаких изъянов. Но сейчас, когда умерло два самых близких человека, можно было проявить хоть немного искренности.
Все эти слова, доказательства, допрос свидетелей, действовали на девушку с удвоенной силой. Она каждую секунду проживала заново ту ночь.
Ночь приносит с собой кошмары и забирает у тебя самое ценное…
Смотря на Дэвида, сидящего на обвинительной скамье и в наручниках, Одри не испытывала радости или ликования от того, что убийца найден и пойман. Нет. Ей было на него всё равно — пусть хоть всю жизнь сайгаком по лесам бегает от полиции. Она хотела, чтобы папа и сестра снова были с ней.
Она не помнила ничего с того момента как отцу стало плохо. Помнила, лишь когда ей рассказали о его смерти, когда она очнулась в палате. Одри казалось, что это она умерла, а не они. Она умерла вместе с ними — осталась лишь оболочка.
Одри не помнила ни как оказалась в Нью-Йорке, ни похорон. Только лишь очнулась от пелены, когда мать сообщила о том, что Дэвид был найден.