– Мое тело – это твое тело, – слова вырываются ровно и даже равнодушно, потому что мне все равно.
– Твое тело – это мое тело, – мой жених стоит напротив, ухмыляется и самодовольно повторяет слова брачной клятвы. Наверное в сотый, а может трехсотый раз.
Сколько у него уже было до меня жен, срок жизни которых исчислялся месяцем, а иногда и меньше?
– Моя жизнь принадлежит тебе, – заученно произношу я.
– Твоя жизнь принадлежит мне.
Я ненавижу его, так же как и многие жители подвластных ему планет. Императора невозможно любить после того, что он сделал и того, что продолжает делать. Подонок, тиран, братоубийца, детоубийца… Ронан Альтазар из дома Жизни.
Это даже звучит смешно, потому что кровь на его руках не смыть ничем и никогда, даже покаявшись в храме Пирамид и после этого искупив грехи самоубийством. Хотя он не собирается этого делать – его и так все устраивает.
– Мое право на смерть отныне твое.
– … отныне мое, – произносит Ронан и поворачивает голову к высокому жрецу с выколотыми глазами.
Тот возводит руки к сводам храма и громко произносит, чтобы эхо разнесло его голос, и каждый, присутствующий на бракосочетании, услышал:
– Пока Дизайнер Смерти не разлучит вас.
***
Я знаю, что будет дальше.
Меня и Ронана торжественно проведут к двум тронам – его высокому, моему чуть ниже.
Левитирующая платформа поднимет нас на уровень нескольких метров и понесет по улицам Гризальда.
По сценарию нас должны чествовать радостные толпы народа, но кроме потворствующей свиты, движущейся за нами, и стражи, почти никого нет. Горожанам уже давно наскучили ежемесячные представления со свадьбой императора. Говорят, еще десять лет назад их выгоняли на улицы насильно, но теперь даже это стало лишним.
Все происходящее – всего лишь фарс ради соблюдения обряда, который ни в коем случае нельзя нарушать, иначе молодая жена никогда не понесет наследника от своего мужа. И, пожалуй, мысль об этом – единственное, что может подарить мне подобие улыбки.
Я молюсь, чтобы сегодня и весь последующий месяц беременность не случилась, и тогда Ронан убьет меня, променяв на следующую невесту. В моем случае смерть – это свобода.
Поговаривают, что император бесплоден, если за двадцать пять лет так и не сумел зачать наследника ни с одной из девушек, но я знаю другую правду, которая, впрочем, и не секрет вовсе.
Четверть века назад, когда он устроил кровавый переворот и убил своего родного брата – законного императора Урсуна, заняв его место, – он убил не просто очередного правителя, а последнего Дизайнера Жизни – единственного, способного указать Ронану на девушку, способную стать матерью его наследника. Таков был дар истинных Дизайнеров жизни, но Ронан был молод и надеялся, что после смерти брата дар перейдет к нему, обойдя на то время четырехлетнего мальчишку – сына Урсуна. Чуда не случилось, и когда ребенок получил дар, рассвирепевший Ронан убил и его.
Дар Дизайнера Жизни исчез. Совсем.
Ронан оказался властителем без возможности передать престол, и тогда узурпатор начал поиски той самой, кто смогла бы подарить ему сына или дочь. Он пробовал брать в жены разных девушек: и богатых, и бедных. Блондинок, брюнеток. Худеньких или полненьких, но ничего не имело значения…
– Твои родители желали видеть тебя императрицей, – неожиданно произнес он, и я вздрогнула.
До этого мы почти не разговаривали, да и какой был смысл, если я для него никто, лишь очередная вещь, которую он вскоре выбросит трупом для кремации.
– Вы не можете знать, что желали мои родители, – все же выдавила ответ я.
Дело в том, что своих родителей я никогда не видела, потому что выросла на Затурии, куда вместе с нянькой попала сразу после рождения. Это была тихая аграрная планетка, на которую редко залетали даже транспортные корабли, разве что за очередным грузом продовольствия.
В двенадцать мне рассказали, почему я оказалась без родителей – их убил мой нынешний муж во время переворота. Меня же успели вывезти с планеты, причем последним приказом старого императора. Дизайнер Жизни увидел во мне будущую жену для своего сына. Но вот одна беда – ни Урсун, ни его ребенок не выжили.
– Желали, – уверенно усмехнулся Ронан, и меня передернуло от того, как уродливо в узоре морщин изогнулся шрам под его правым глазом. – Иначе не прятали бы, как сокровище, надеясь, что мелкий ублюдок выживет.
Я отвернулась.
– Мне все равно, – холодно ответила, потому что неважно, что я отвечу. На мою судьбу ничего уже не повлияет.
– А мне нет, – несмотря на то, что нас все еще везли по улице, он без стеснения положил свою руку мне на затылок и притянул к себе, заставляя перегнуться через подлокотники кресел.