— Да, наверное.
— Возьми друзей. А лучше — девушку. И поезжайте куда-нибудь. Вон, в суде сколько молодых девчонок!
— Заводить романы на работе это моветон.
— Согласен. Но, так или иначе, тебе надо отдохнуть. Ты выглядишь, как тухлое яйцо. И воняешь также.
— Пошёл ты! Сам-то чего такой запаренный?
— Да сегодня суд… такой. Неоднозначный.
— И что там?
— Ну… вроде бы все понятно. Я знакомился с делом. Ничего сверхъестественного. Но что-то не так…
— Зарядили?
— Не знаю. Может быть.
— А у кого суд?
— У курчавого.
— А, ну ясно…
— Он вроде говорит одно, а я чувствую, что в голове у него совсем другое.
— Как всегда. У меня с ним тоже так было. Вроде всё нормально шло. Потом — бах! В иске отказать. Ну не сука?
— Да. И я вот не знаю. Он смотрит на меня и, как будто насмехается — Вова поежился.
*
= 13:28 =
Почему одних преподавателей студенты любят больше, чем других? Вова не знал. Но Александр Михайлович Мархасов был именно таким преподавателем, которого любили практически все студенты потока.
Мархасов заходил в аудиторию со словами «Умолкните, варвары!». И никто не обижался. Потому, что все знали, что варвар — это человек необразованный. Какими они, первокурсники, и являлись.
Конечно, очень важно уметь работать с аудиторией. Мархасов никогда не читал лекцию с листка. Он смотрел слушателям в глаза. Если кто-то пытался его сбить, Александр Михайлович не делал вид, что не замечает этого. Он разговаривал с очередным умником, ставил его на место. И делал это так, что в итоге его, Мархасова, уважали.
Старшие студенты, у которых Мархасов уже не преподавал, приходили на его лекции просто так, чтобы послушать. Потому, что он рассказывал ИНТЕРЕСНО. Наполнял свои выступления таким количеством разной информации, что народ заслушивался (например, кто такая Анечка Горенко?).
А потом, спустя годы, Вова совершенно случайно узнал о том, что у Александра Михайловича (на тот момент Мархасов уже ушёл на пенсию и не преподавал) возникли проблемы…
Вова ехал в метро и просматривал материалы дела. Документы, справки, шесть фотографий, сделанных беспилотником. Вот старик Мархасов косит траву на своём участке. Вот он идёт с бидоном через двор в сторону сараев. Бидон пустой. Вот он выходит из сарая. В бидоне какая-то жидкость. Комитет настаивает, что это молоко.
Вот постановление местной администрации: в связи с карантином домашний скот разрешается содержать только в специально отведённых для этого местах. Меры по защите населения от инфекций в продуктах жизнидеятельности животных. И плевать на то, что отец Мархасова занимался сельским хозяйством. И дед Мархасова занимался сельским хозяйством. И у них всегда была скотина. Плевать и на то, что эта, на сегодняшний день, единственная старая корова даёт всего один бидон молока в день. Мархасовы не продают. Они сами пьют своё молоко, сами едят яйца своих кур.
Фотографий самой коровы — нет. Но их и не нужно… Карантин есть карантин. Это всё, что интересует Комитет.
— Как ты собираешься защищаться?
— Я приготовил кое-какие справки, вызвал свидетелей. Соседи подтвердят, что у Мархасова нет домашних животных.
— В прежние времена почти в каждом подворье были животные, птицы.
— И никто не умирал!
— Да. Нормально жили. А теперь… Всё натуральное — вредно.
— Скоро будем питаться топливом, как эти чёртовы машины.
— Но ты же понимаешь, что справок и свидетелей может быть недостаточно?
— Понимаю. Но — что тогда? Ничего не делать? Сдаться? Значит, будем обжаловать, пойдём до конца. Я не могу понять другое — с чего это, вдруг, Комитет решил проверять именно этот дом?
— Какой-нибудь сосед сдал, не сомневайся. Какой-нибудь доброжелатель.
*
= 14:57 =
Пока допрашивали свидетелей защиты (Светлану Павловну и её мужа), судья был безучастен. Сидел, сложив руки в замок, смотрел стеклянным взглядом ящерицы на дождь за окном.
Вова понимал, что это делается нарочно. Судья пытается его сбить, расслабить. Или все ещё проще — судья уже принял решение по этому делу. Принял его ещё до заседания. Вова видел, как они переглядываются с представителем Комитета. Как игроки одной команды.
К делу уже приобщены все справки. Только что они допросили двух свидетелей, которые подтвердили, что у Мархасова домашнего скота нет. И птиц — нет. Вова использовал все имеющиеся у него доказательства. Напротив, Комитет никаких конкретных доказательств не предоставил. Но это поведение судьи говорило, что игра не окончена. И сейчас, в установившейся тишине, Вова почувствовал опасность.