Снова встаю на ноги и осматриваю стену. Надо выбираться, но где эта чёртова лестница?! Прикасаюсь к щеке, и оставшаяся без перчатки ладонь окрашивается кровью. Дерьмо. Ещё и бок колет от каждого движения. Забираясь по перекладинам, я стараюсь не обращать внимание на возню под собой — только вверх, только дальше от Ракшхитар, который растерзает меня быстрее, чем длань сожжёт душу Амалы.
— Томас, быстрее! — кричит бородач, а затем раздаются выстрелы. Несколько пуль чиркают по стене и рикошетом пролетают мимо меня. Я вжимаюсь в стену и замираю на месте. Кто-то хватает меня за ногу и резко дёргает вниз. Окровавленная рука соскальзывает, но вторая ещё держится, хотя пальцы медленно разгибаются под лишним весом. Ракшхитар снова дёргает и мы вместе падаем вниз.
***
Приходить в себя оказывается чертовски плохой и болезненной идеей. Всё тело ужасно ломит, грудь сдавливает тяжёлой болью, и даже мягкая кровать никак не облегчает столь паршивое состояние. Хорошо ещё, что земля на дне ямы была рыхлая, а не залита бетоном. Я открываю глаза и вижу перед собой потолок. Вроде жив. Значит, конец света руками Ракшхитар пока не наступил. А раньше мне казалось, что побег из Зоны-87 полное безумие. Оказывается, мир полон куда более безумных вещей, стоит только сделать шаг из зоны дискомфорта. Криво усмехаюсь и вздрагиваю от резкой боли в груди — неужели рёбра сломал?
— Пить хочешь? — спрашивает Никто. Наклоняю голову в сторону, а затем снова смотрю вверх. Опять он. Их тут около тридцати, но вокруг меня вечно ошивается именно он, как нянька или очередной надзиратель.
— Кто ты такой? — устало спрашиваю.
— Мы — Никто. Мы — единый разум.
— Ты не понял. Кто ты такой. У тебя же должно быть имя от рождения. Хотя нет, не говори, — машу в его сторону рукой. Я слишком долго ломал голову, чтобы получить готовый ответ на блюдечке. Башка трещит, но подсказок и так очень много. Надо просто выбрать из них наиболее правдоподобную. — Дай угадаю. Ты… — была не была, — Чарльз Беррингтон, — снова смотрю на Никто и вижу довольную улыбку покойного отца профессора, который умер незадолго до моего рождения и был предыдущим владельцем Длани Мёртвых. Мысленно смеюсь — это не так больно, как если по-настоящему. — Угадал, значит. И теперь, Чарльз Беррингтон, скажи, почему ты постоянно ошиваешься рядом со мной?
— Такова традиция. Последний из Никто должен быть подле нового обладателя Длани, как… наиболее понимающий его в плане близости поколений. Как источник знаний, рука помощи и защитник. Как ты себя чувствуешь? — Чарльз подкатывается на стуле поближе и протягивает мне стакан с коктейльной трубочкой.
— Как тот, кто грохнулся с десятиметровой высоты, — отпив, констатирую степень своего состояния.
— Ты упал с пяти с половиной, — в голосе собеседника слышится снисходительный смешок.
Игнорируя подкол, пытаюсь сесть. К удивлению, выходит куда легче, чем ожидалось. Больше всего проблем доставляет туго обмотанная грудь — ни нормально вдохнуть, ни подвигаться. Ощущение, словно её закатали в бетон. Прислонившись спиной к стене, задираю новенькую белую футболку, но вместо бетона вижу лишь бинтовую повязку и проступившее кровавое пятно с левой стороны. Живой, и то хорошо.
— Что с Амалой?
— Спит, надо полагать.
— «Надо полагать»… что там вообще случилось?
— Это Наша вина. Мы не учли, что Ракшхитар попытается убить тебя, чтобы снова не стать развеянным. Когда вы упали, у проклятия иссякли силы, и оно снова уснуло. Но через час проснётся. В последний раз в этом сосуде.
— У нас ещё есть шанс? Или уже поздно?
— Пока ты жив, шанс есть всегда. У Нас появилась идея, как заманить Ракшхитар в ловушку и обезопасить тебя. Встать сможешь?
Я неопределённо пожимаю плечами, сползаю на край койки и запускаю ноги в кроссовки. Лодыжка, за которую меня дёрнули с лестницы, никак не реагирует на нагрузку, но каждое движение по-прежнему вызывает в груди и спине боль. Встаю и прохожу мимо Чарльза в направлении раковины. Комнатка небольшая, но в ней есть всё необходимое для комфортного проживания. Милое местечко, но для кого оно? Явно не для меня или профессора — в обстановке чувствуется женская рука. Может, на острове есть кто-то ещё, о ком мне не рассказали.
Чарльз разворачивается на крутящемся стуле и продолжает следить за мной. Я умываюсь холодной водой и шикаю от жжения в щеке. Ах да, щека. Точно. Смотрю в зеркало на стене и громко вздыхаю. Всего за сутки загорелый и здоровый вид моего лица изменился до побледневшей, осунувшейся физиономии с синяками под глазами и сразу тремя глубокими порезами на скуле, один из которых достал до переносицы. Шрамы точно останутся. Ну класс.
— Нам пора, — заявляет Чарльз, вставая позади меня.
— Где профессор? — спрашиваю, смотря на него поверх своего плеча через отражение.
— Мы настояли на том, чтобы он покинул остров для своей же безопасности. Здесь только Мы, Амала и ты, — он протягивает мне те же перчатки и совершенно другую кофту. Видимо, старую я успел загадить за полдня ношения. Оставляю перчатки в комнате, ведь сейчас они мне точно не понадобятся.
— Прямо остров проклятых, — хмыкаю, выходя за ним из помещения. Пока я был в отключке, успело стемнеть. Замечаю, что поляна значительно изменилась, и дело не только во времени. Почти сразу доходит, что именно — все ауры затихли. Ни Ракшхитар, ни Никто не источают никаких эмоций. Проклятые затаились, и всё, что я ощущаю — сосредоточенную вокруг ямы мощь коллективного разума, и больше ничего. В небе светит полная луна и сияют звёзды. Из моей клетки редко было видно такое зрелище. В основном, только звёзды и были видны. А теперь передо мной целый мир. — Красиво. Так какой план?
Ответ кажется очевиден, когда мы возвращаемся к фальшивому холму и доходим до сквозной дыры в нём. Вокруг неё стоят три прожектора, освещающих территорию, а несколько Никто ведут сварочные работы, перекрывая эту самую дыру довольно хлипким на мой взгляд заграждением. По ту сторону, в проходе свежевырытая яма, над которой висит толстый лист жести с небольшой прорезью в центре — достаточной, чтобы туда пролезла ладонь.
— Мы заранее стали готовиться к тому, что всё дойдёт до последнего пробуждения, — поясняет Чарльз. — Правда предполагали, что ты откажешься Нам помогать, и придётся провести для тебя демонстрацию. Когда Ракшхитар пробудится, он определённо направится в эту сторону. Попытается протиснуться здесь…
— И вы свалите на Амалу вон ту бандурину, — я киваю на крышку импровизированного гроба. — Почему я не могу снова спуститься туда, пока есть время?
— Твоя храбрость достойна похвалы, Томас. Но времени нет, — Чарльз смотрит на луну. — Ночь вот-вот начнётся. Ты должен быть здесь. И тогда всё получится.
— При чём тут ночь? — я прослеживаю за его взглядом.
— Не ночь, а полнолуние. Ракшхитар просыпается с приближением полной луны. Возможно, это связано с истоками появления проклятия. Возможно, есть ещё какая-то причина. Точного ответа Мы не знаем.
— И как же появляются проклятия? — задаю спонтанно возникший вопрос, наблюдая за ходом работы, которая ведётся ещё и на вершине стены — по её периметру расставляют какие-то бочки.
— Тайна, неизвестная даже Нам. Есть теории, которые Мы с Уильямом разработали после десятилетий экспедиций по миру, но ни одна из них не может претендовать на правду. Они слишком разрознены, противоречат друг другу. И тогда либо истина везде, либо вне Нашего понимания. Поэтому просто… — Чарльз резко замолкает и таращится в землю.
— Оно проснулось? — вопрос разрешается сам собой, когда из ямы вырывается волна ярости, за которой следует протяжный рёв. Это точно уже не Амала, даже не то, что пыталось меня растерзать при встрече с ней. Не видя эту тварь и будучи невосприимчивым к её эмоциям, я вздрагиваю от страха. Нога предательски двигается назад, но чья-то рука ложится на моё плечо, не позволяя отступить. Оборачиваюсь, но там никого, а Чарльз вообще в метре с другой стороны. Какого чёрта?