Сон никак не наступает, а однообразная картина за окном надоедает уже через минуту. Неужели всё английское захолустье… такое? Поля, поля, поля, о — дерево, опять поля… Скука. Я отворачиваюсь от окна и откидываюсь на сидении. С противоположной стороны на переднем пассажирском сидит Беррингтон-младший, тогда как старший за рулём очередного дефендера. И я никак не пойму: то ли это совпадение, то ли у этой семейки фетиш на английские внедорожники. Профессор, надев на шею подушку, посапывает — выходит, не я один вымотался после перелёта. Путешествие и вправду выдалось долгим: сначала через всю Южную Америку и Атлантику до Африки с остановками в Рио и Марокко, затем уже прямым маршрутом до местного аэропорта. Оттуда до ближайшей адвокатской конторы, где нас уже ждали. И если профессор, несмотря на возраст, уже привык к постоянной смене часовых поясов, то для меня такие скачки всё равно что пытка. Вот же мерзкое состояние — хочется спать, а оно ни в одном глазу!
Чтобы хоть как-то отвлечь голову от убийственной скуки, я вспоминаю отдалённый островок в Чили. Даже по прошествии стольких дней мне есть над чем подумать. Событий и мыслей так много, что работы хватит на несколько лет вперёд. Пожалуй, если прошлые шесть лет можно озаглавить как «заточение», то следующие я бы назвал «переосмысление». Не только предыдущей страницы своей жизни, но, пожалуй, и того, что меня ждёт после смерти. Я стану кусочком в бесконечном цикле перерождения Длани мёртвых, одним из Никто и частью единого целого, которому уже несколько сотен лет, если не тысяча, а то и больше. Каждый из них был сосудом для Длани, а теперь мой черёд. Теперь понятно, какая именно мощь скрывается в этих с виду обычных людях. Впервые увидев Чарльза, я и подумать не мог, что в нём бесчисленные объёмы знаний о событиях едва ли не всей человеческой истории. Но вместо того, чтобы подарить свои знания людям, Никто хранят их, оберегают мир от новой для меня реальности.
Такой, в которой древняя индийская тварь может вселиться в девочку, обратить её тело в нечто совершенно нечеловеческое и попытаться уничтожить весь мир. Но с ракшхитар не покончено. По словам Чарльза, даже Длань мёртвых не может уничтожить проклятия насовсем — лишь сжечь их, обратить в метафорический пепел. Потому пройдут годы, десятилетия и ракшхитар, подобно фениксу, снова возродится, а я буду нужен.
Вопреки моей воле в голове начинают всплывать образы той злополучной ночи. Я вижу пламя, что в ночи полыхало ярче солнца и окутывало собой маленькое тело. Я слышу непрерывный треск, с которым брёвна сгорали и становились последним ложем для ребёнка. На это было тяжело смотреть, но ещё тяжелее уйти, отрешиться от сделанного мною и оставить её одну. Подобно тем, кого я знал в Чикаго, я никогда не забуду имя той, кто спасла меня из темницы собственного страха. Своей жертвой она помогла мне стать именно тем, кем я должен быть — Дланью мёртвых, спасителем для нуждающихся в моей силе. Её звали Амалой, а её прах был развеян над океаном следующим утром.
В конечном итоге, всё закончилось именно так, как говорил Чарльз в нашу первую встречу. Он не соврал. Права оказалась и Шейли, подтолкнув к переменам. Сейчас, поглядывая на широкую спину условного наставника в кресле впереди себя, я думаю, как бы повернулась судьба всего мира, не приснись мне сестра. Конец света за два года до конца календаря майя? Но нет. Кто-то словно нарочно впустил Шейли в мой сон и позволил ей сказать непонятные в тот момент слова. Но кто? Кто тот загадочный человек, не давший мне отступить перед ракшхитар и чьё лицо я почти разглядел пару минут назад? Точно не Длань, у которой нет своего сознания по заверению Чарльза. Пускай. Однажды я всё равно разгадаю эту тайну и узнаю имя того, кто использовал образ моей сестры ради спасения мира.
— Долго ещё? — негромко спрашиваю, когда мимо проносится небольшой городок.
— Минут десять. Ускориться? — уточняет Чарльз, смотря на меня через зеркало.
— Можно, наверное. — Ответ выходит как-то смазано, даже сам не понимаю, что ляпнул. — Да, если можно. Скука.
Джип заметно разгоняется, и поля начинают быстрее сменять друг друга. А профессор продолжает сопеть. Наверное, его предки ни один раз перевернутся в гробах, когда узнают, что их последний потомок час назад продал мне свой титул и переписал на меня всё своё имущество: движимое и недвижимое, а также владение над интеллектуальной собственностью семьи Беррингтонов. Никак не понимаю, как в скромной, но явно солидной конторе оказался мой настоящий паспорт, который я не видел с того самого дня в Чикаго. Отнекивания и сопротивление участи британского богача были порушены аккуратным и незаметным пинком Чарльза в колено. Для меня до сих пор остаётся вопросом, от кого именно был этот толчок — от него самого или Никто.
— То, что ты сделал в адвокатской конторе, — негромко говорю и жду, когда Чарльз посмотрит на меня через зеркало. — Это было от тебя лично или от Никто?
— Чарльза Беррингтона не существует, — лаконично отвечает он. — Он умер двадцать три года назад в день твоего рождения, а его тело и разум переродились и стали частью Нас. Таков цикл Длани мёртвых.
— Ясно. Думаешь, профессор правильно поступил тогда?
— Ты достоин носить титул Уильяма и того, что он для тебя сделал, — не сразу сказал Чарльз. — Можешь даже сменить фамилию, когда получишь гражданство. Всё просто.
Всё просто. Томас Дедмен просто триумфально вырвался из списков пропавших без вести и появился в Англии совершенно новой личностью и обладателем порядка десяти миллионов фунтов только на банковских счетах. Про ценность поместья и хранящихся в нём древностей лучше вообще не думать. Но действительно ли я достоин столь щедрого подарка? Пожалуй, лучше не задавать такой вопрос вслух кому-либо из живых. Теперь же, поглядывая на профессора, я ищу причину его поступка и задумываюсь о нём, как о простом человеке. Пожалуй, впервые с момента знакомства в самолёте восемь дней назад. Согласно википедии, ему семьдесят три года, и он последний представитель графского рода Беррингтонов. Все прочие линии были оборваны во Вторую мировую, а у Чарльза, который был под защитой Никто, как понимаю, родился только один ребёнок. Всю свою жизнь Уильям провёл вдали от родины вместе со своим отцом и Никто. Даже после своеобразной смерти Чарльза он остаётся с ними. У него нет ни жены, ни детей, ни каких-либо кровных родственников. Зато есть бессмертная семья, которая, я уверен, по-своему его любит и ценит. Когда мы достигнем пункта назначения, я и Чарльз останемся, а Уильям отправится дальше. Куда-нибудь, где ещё не всё исследовано, где могут быть подсказки о происхождении проклятий или проклятые, которым нужно указать путь в этом мире. Прямо как мне.
— Где вы достали мой паспорт?
— Нам его отдали.
— С чего это вдруг Штаты стали такими послушными?
— Нынешний век требует современных решений. Больше года Мы пытались вытащить тебя дипломатическим способом. Теперь твоё правительство знает про Нас. Стоило лишь напугать их серьёзными проблемами, как они стали крайне… «послушными», — видимо, не подобрав иного слова, Чарльз воспользовался моим.
— И чем вы их напугали? — вот это действительно интересно, поэтому я подсаживаюсь к нему чуть-чуть поближе.
— Полным уничтожением всей армии страны, если США посягнут на твою неприкосновенность или начнут досаждать Нам.
Я возвращаюсь на место и задумываюсь. Как ни посмотри, угроза выглядит слишком фантастичной и бредовой, но есть одно «но». После случившегося в Зоне-87 штаты явно уверовали в то, что неубиваемый враг — не шутка. Интересно, как же Пентагон отреагирует на подобную дерзость? Надеюсь, достаточно вразумительно, чтобы не наломать дров своими выходками.
— Ну вы и юмористы…
Вместо ответа Чарльз сворачивает с дороги и через пару сотен метров проезжает в открытые кованые ворота. Он словно специально сбавляет скорость и даёт мне возможность рассмотреть мои владения. Хах. Всего неделю назад «мои владения» заканчивались четырьмя голубыми стенами, а теперь глядите, завидуйте — Томас Дедмен стал обладателем почти трёхсот акров земли и трёхэтажного особняка конца девятнадцатого века, доверху забитого реликвиями из самых разных стран. Вдоль дороги тянется широкая живая изгородь, за которой аккуратно подстриженные луга и чётко очерченные островки небольших рощ. Кое где тянутся дорожки. Всё такое красивое, аккуратное. Мне кажется, что на всей территории не найдётся ни одной лишней травинки или торчащей веточки. Сколько же бабла тут тратят только на штат садовников? Запоздало ощущаю на лице довольную улыбку и почти сразу понимаю её причину. Это мои луга. Странное ощущение. Когда я был ребёнком, всё в нашем доме было общим, а моя территория заканчивалась за дверью из спальни. Ну, а в подвалах дяди Сэма никогда и ничего не было моего. Теперь придётся привыкать ко многим новым вещам. По идее, тут должен иметься какой-нибудь управляющий, дворецкий или ещё кто, правящий местным балом, на кого можно будет положиться.