— Достаточно! — Воля прошла сквозь строй щитоносцев, расталкивая их локтями. — Отойди от него!
С Неунывающего, наконец, спало наваждение, и он отстранился, сбросив пальцы Максиме со своей руки.
— Ах, — Пророк тоже отступила, уставившись на Волю широко раскрытыми глазами. — Будь позитивна, Стальная. Я не знала, что ты тоже здесь. Думала, что меня впустил твой друг. Я была бы рада этому.
Воля вытянула шею, чтобы казаться больше и нависла над Максиме, словно агрессивная кобра. Пророк посмотрела на свое отражение в гладком хромированном животе. Ее лицо дернулось и на нем проступило горестное удивление.
— Я ничуть не изменилась, — сказала она мрачно. — Я думала, что хоть отдаленно стану похожа на злое божество, которое вы так ненавидите и боитесь. Но с таким носом я больше похожа на тетю Дороти из пекарни.
— Тебя выдает голос, — сказала Воля. — В нем слышится шум бездны.
Максиме вдруг опустилась на одно колено, коснувшись рукой лба.
— Собственно, я не закончила свою мысль. Спасибо тебе. Только тебя я могу благодарить за то, что Одиночество еще не сожрало меня.
— Что? — изумилась Воля.
— А как же иначе? — Максиме подняла взгляд. — Только благодаря железной воле, я не превратилась в кожаный пузырь как остальные до меня. Только благодаря тебе, госпожа Крепости, я все еще жива, а Одиночество не гуляет само по себе. Если бы я сдалась, хоть на минуту раскаялась в своих действиях, мое сердце исторгнуло бы все, что в нем таится. Говоря откровенно, у меня столько раз был соблазн опустить… руку. Но не этому меня научила жизнь.
Пророк поднялась на ноги и важно произнесла, подбоченясь.
— Нам нужно провести серьезнейшие переговоры.
Воля хмыкнула.
— Так говори. Я надеюсь понять хоть что-то из твоего бормотания.
Улыбнувшись, Максиме провела ладонью по неровному ежику волос.
— Здесь, конечно, много классных парней, но я хотела бы сделать это где-то еще. Обстановка недостаточно солидная. Может, зайдем к тебе? Если у тебя беспорядок, ничего, я сама постоянно откладываю уборки.
— Внутрь города ты не попадешь.
Максиме вздохнула. Потом вытащила из складок хламиды все тот же красный платок и довольно ловко повязала его себе на глаза, действуя одной рукой.
— Ничего не вижу! — объявила она. — Слепа, как столетний дедушка. Совсем не вижу секретных штук. Даже этого великолепного блондина, которого ты так от меня защищала.
Внутри Воли что-то загудело, и она выпустила пар из решеток на спине.
— Перестань паясничать. Ты будешь говорить здесь или я прикажу вышвырнуть тебя обратно. Ты так шваркнешься о металл, что тебя не спасет даже твоя неуязвимость.
Щитоносцы придвинулись ближе.
— Это заблуждение, — сказала Максиме. — Якобы меня можно сбросить с большой высоты и так убить. Мол, если я могу верить, что меня не покалечат мелкие предметы, то столкновение с чем-то достаточно массивным, мои кости и органы расплющит так же как в Материи. Если кто-то надеялся на это, я вынуждена вас огорчить. Это не так. Ваш мир абсолютно беспомощен передо мной. Он работает так, как хотят люди, а не вы. Мне достаточно отречься от смерти, и она не придет. Вымысел тонок как ноябрьский лед и моему разуму ничего не стоит разбить его и собрать, как мне будет угодно. Я здесь божество и если ты думаешь, что твои меры предосторожности остановят меня от того, чтобы войти в город, ты еще тупее Любви. А уж она-то, клянусь, показалась мне самой безмозглой, бесполезной тварью, которую только может породить блудное человеческое сознание. Не огорчай меня, Воля. Не демонстрируй мне свою стойкость только ради того, чтобы подать пример своим солдатикам. Они все уже мертвецы.
Воля молча смотрела в ответ. Потом слегка наклонила голову и произнесла:
— Я уверена, что прямо сейчас, мы обе блефуем.
Ярость, так отчетливо созревающая в позе и выражении лица Максиме, отступила. Носительница Одиночества расхохоталась.
— Ты права. Возможно, я переживу падение, но сил моих не хватит, чтобы в одиночку разрушить твои сараи. Однако, я что угодно готова сказать, чтобы не стоять здесь на ветру. Прояви же гостеприимство! Я добиралась сюда пешком, окольными путями. Сотней самых отдаленных огородов, чтобы за мной не последовал Геноцид. Он ведь как утенок: «мама, мама, куда ты идешь? Что мы сегодня будем жечь, мамочка?» И «топ-топ-топ» за мной.
Это было второе упоминание негативного титана и тот кровавый эпос, что сопровождал его, будто сгустился еще сильнее. Лица позитивных воинов были напряжены. Они не хотели смотреть в сторону горизонта. Неукротимое зло было где-то там. Оно действительно существовало. Темные мифы оживали, а о светлых пока что не было вестей.