— Я вернулась, — сдержанно произнесла Максиме, но глаза ее сверкали. Она повернулась к Никасу и надвинулась, чуть наступив на его ступню своей ногой в шлепанце. — Вернулась. Для того, что бы он потерял меня навсегда. Я же говорю, Никас: нас научили, как работает любовь. Есть нотная грамота, где записаны все ля-би-моли. Мы охотно верим тем, кто хорошо к нам относится, чтобы потом выяснить, что любят не нас. А личное спокойствие и комфорт. Любят не тебя, не личность, которой ты являешься. Любят состояния, которые с тобой связаны. Нас обманывает страсть.
— Набор эмоциональных состояний и есть наше представление о человеке, — сказал Никас, выдерживая ее взгляд. — Не все способны смотреть дальше.
— Он знал, что для меня значит этот вертолет! — заорала Максиме. — Знал и совершил такое!
Никас схватил ее и прижал к себе.
— Вертолет, — процедил он. — А люди?
— А что люди?! — вскричала Максиме еще громче. — Для чего я их спасала? А?! Что бы их латали и снова отправляли на убой? Всех кого я спасла, так или иначе убили! Я вертела колеса, вращающие гигантскую шестерню, которая ни к чему не была подключена! Я любила их как детей, а они уходили, чтобы умереть! Все до одного! Ради страны, ради свободы, ради великого лидера! Жирной полоумной обезьяны, которая построила дворец на костях, набила его рабынями и ананасами! А, Никас, драть бы тебя в три прогиба с твоими внезапными озарениями! Какой ты у нас, проницательный, оказывается, сраный хаваль!
Она оттолкнула его Рукой Одиночества. Журналист почувствовал острый, внезапный холод и оказался на бетоне.
— А я так хотела остаться злодеем без прошлого! — Максиме грустно улыбнулась. — Но оказалась здесь и все, сука, вспомнила. Откуда взялось это место?! Неужто Девел оставил его, чтоб подстраховаться еще раз? Ему мало было часов? Мало было тебя?! — взвизгнула она.
— Честно говоря, мне немного подсказали, — Никас поднялся и потрепал себя по левому уху. — Я, конечно, кое-что понял сам, но никогда не догадался бы, что тот тип взорвал Лазаря. Некрасивый поступок, я согласен. Кроме того, ты не упомянула, что, на самом деле, купила Лазаря на свои сбережения.
Максиме смотрела на него, как на сумасшедшего.
Тогда ухо Никаса пропало, и между женщиной и мужчиной возник призрак до боли похожий на одного из них.
— Это что еще такое? — прошипела Максиме.
— Твоя совесть, — произнес призрак. — Ты уже забыла про меня? И, правда, куда удобнее быть чудовищем, когда добровольно отказался от стыда.
Внизу снова завыл, загрохотал Геноцид. Здание качнулось, по нему прошла зловещая вибрация, как по шкуре умирающего животного.
— Ты так ненавидела их, — сказала Совесть. — Но взяла их оружие. Сама стала как они.
— Неправда! — отмахнулась Максиме. Она была не на шутку встревожена. — Они использовали его, чтобы править! Я хочу, чтобы он принес всем покой!
— Покоя не будет, — вмешался Никас. — Ты не успеешь уничтожить все. Одиночество погубит тебя раньше, какой бы сильной ты ни была.
— Я справлюсь, — тихо сказала Максиме.
— В любом случае, люди же не перестанут мыслить, — увещевал Никас. — За твоей спиной будут постоянно появляться новые миры, которые…
— Люди, наполненные негативными страстями, не мыслят! — крикнула Максиме. — Они ничего не создают! Когда негатив полностью заполнит Многомирье, часть умрет от психологического шока. Часть покончит с собой или убьет ближнего. А часть перегорит, перестанет чувствовать что-либо. Власть страстей над нами закончиться. Останется только разум.
— И сколько же людей погибнет? — наступала Совесть. — Ты готова пожертвовать ими?
— Да, — без колебания ответила пророк. — Так нужно.
— Но дети оставшихся в живых будут такими же, как их родители когда-то, — рассудил Аркас. — Все начнется заново.
— Вы меня не слушаете, — покачала головой Максиме. — Выжившая часть людей будет сама по себе мало подвержена страстям. Именно поэтому они и останутся в здравом уме. И передадут это качество своим детям, усилив его. Пока негатив будет пожирать сам себя, пока Многомирье будет возвращаться к состоянию нейтралитета, люди вовсе избавятся от генов, которые делают их чувствительными к страстям, чтобы выжить.