— Я слышу. Слышу.
Из-за бархана показалась Жесткость. Грузно ступая, она избавлялась от ненужных пластин, пока не стала тонкой яростной фигурой, открытой раной на фоне пустыни.
Максиме наблюдала за тем, как белое становиться черным, бурым и кроваво-красным. Армия негативных сущностей наступала со всех сторон, поднимая самумы. Они пришли сюда услышать слово Пророка Объединения. Они всегда приходили, стоило Максиме покинуть свою уединённую планету.
— Он привел жертву, — сказала Жестокость.
Максиме улыбнулась.
— Понятно. Неужели прошло уже тридцать лет? Хорошо, что мы здесь не стареем. А что сам Девел?
— Скоро он будет ваш.
Монотонный гул нарастал вокруг, это роились злобные замыслы. Они жужжали как трупные мухи, застя сияние белого солнца. Песок взмок и разбух от кровавой слизи. Максиме глядела на сливающиеся ряды своей армии. Жуткое, изощренное зло полностью покрыло бесконечные барханы. Рев становился оглушающим, тиканье рассекало его. Образы-гиганты шагали вперед по остановившемуся войску, давя и проглатывая меньших. То и дело вспыхивала грызня и яростные бурления за право оказаться ближе к Пророку. Накапливающаяся энергия рыжими молниями била в небо, заплывающее мелкими страстями. Столпы света истончались и дробились, сумрак расползался как холодная влага.
Это происходило долго, настолько велика была масса негатива. Максиме ждала, хотя часы звали ее.
Силы, которая скопилась в этой погибающей реальности, хватило бы для того чтобы выжечь, разрушить сознания миллионов людей. Но условные числа не интересовали Максиме.
Когда время пришло и вокруг корабля не осталось белого песка, пророк сказала:
— Замолчите.
Почти однородная масса, раздираемая взрывами негатива, полыхающая километровыми разрядами зла, замерла. Ее обезличенный вой, стенания, вопли и угрозы, злорадный смех и звериный рев, затихли, всосались обратно в черный океан.
Максиме ловко вскарабкалась на мачту. Рука Одиночества помогала ей двигаться со скоростью ящерицы. Держась за верхушку, пророк отклонилась вбок и негромко заговорила:
— Я приняла решение. Мы уничтожим Многомирье.
Тьма согласно взвыла.
— Я бродила по нему достаточно долго, — продолжала Максиме. — Так долго, что мне успели привести замену. И могу сказать точно, другого выхода у нас нет. Никак иначе не закончить войну, которую начали люди. Окрасив вас в темные цвета, они обрекли на страдание бесчисленные множество сущностей. Вы, называемый злом, гонимые, порицаемые, какой был у вас выбор? Человек взял у Многомирья чистую энергию страсти и осквернил ее ненавистью, жадностью, бессердечием. Он вернул вас сюда, под презрительные взгляды позитива и сказал: будьте вы прокляты.
Тьма бесновалась, разделяя эти слова.
— Но теперь довольно. Я обладаю силой, которая разобьет цепи вашего старшего брата. Сильнейшую негативную сущность. Он поможет нам пройтись по всему Многомирью в очистительном походе. Ошибка, допущенная давным-давно, будет исправлена. Материи и Многомирью нельзя было встречаться. Мы уничтожим связь между нашими реальностями и вернемся к спокойному существованию. Ваш дом со временем снова станет круговоротом нейтральной энергии, а наш — перестанет страдать от страстей.
— Да, — ревел темный океан. — Да, Пророк! Говори так!
— Я обладаю силой, — повторила Максиме. — А враги наши, наоборот, слабеют. Скоро Девел, лицемер, шут, служанка светлых сил, обратится в Террор. Он уже на грани. Негативная половина его сущности знает о моих планах и поддерживает их. Террор поможет мне избавиться от часов, и я вольна буду дойти с вами до самого конца. До нашего общего спасения!
— Сделай нас единым, Пророк! Сделай нас единым!
Максиме еще долго говорила, объясняя, как именно будет захвачено Многомирье. Время шло. Так же долго необозримая армия покидала оскверненную реальность. Пустыня превратилась в гниющее болото, источающее смрад и миазмы болезней. Солнце потускнело и покрылось бурыми пятнами. Небо растрескалось и осыпалось.
Жестокость ушла, чтобы вести свою часть негатива на ничего не подозревающие миры. Пророк сидела на корме и ждала. Она чувствовала опустошенность и старую боль, возвращающуюся на свое привычное место: в ороговевшую рану-колодец на груди, все еще кровоточащую и чувствительную. Одиночество не терпело пренебрежительного отношения. Стоило Максиме отвлечься, боль пряталась и ждала. Она злилась и копила силы. А потом выползала обратно, словно щупальца из-под камней.