Хотя это вряд ли поможет.
Нужна вода, внезапное появление атмосферы, нефть, да хоть каменный уголь — ничего, ничего, ничего. Нет тех обстоятельств, которые толкнули бы человечество на колонизацию соседней планеты.
Мы никогда не вылечим болезни. Излечение болезней разрушит порядок вещей, установленной самой природой — сам принцип жизни. Сокращение рабочих мест, перенаселение, истощение ресурсов, и, что самое главное — удар по карману фармацевтических корпораций.
По тому же принципу мы никогда не создадим нервущейся одежды, не создадим обуви, которой не будет сноса. Не построим зданий, которые не будут ветшать и осыпаться. Не сделаем всех счастливыми, не построим социальный порядок, сотканный из принципов гуманизма и равенства.
Нет необходимых обстоятельств. Слишком велики риски. Чересчур чувствительна и непредсказуема наша зона комфорта.
Альфа прав, Земля должна погибнуть. Даже не так: иссякнуть. Закончится. Взрывать ее не обязательно, но нас должно буквально выстрелить с нее, как из пушки. Это создаст хороший прецедент. После того как на первой пригодной планете первый колонист сожрет первый плод и навалит первую кучу, Колумбы рванут на освоение галактики.
Только тогда мы сможем рисковать, создавать миры с вечными людьми, вечными цветами и вечным благом. И как же хочется, чтобы хомо вульгарис, вроде нас, нынешних, не смотрели потом со своих ржавых звездолетов, как эти миры вечного разлагаются и чахнут.
— Пойдем, что ли, — зевнул Альфа.
— А чем увеличение пениса помешало бы мировому порядку и зловещим корпорациям-монополистам? — искренне недоумевая, спросил Никас.
— Сложно сказать, — серьёзно прокомментировал прим. — Возможно, это сильно ударило бы по продажам больших автомобилей. Ну, вот видишь, до чего ты меня довел, колумнист? Мне пришлось скверно пошутить.
Они прошли по складу, оставляя две цепочки отчетливых следов, и решили выбраться в окно. Для этого им пришлось сделать лестницу из ящиков со всякими там перманентными лампочками, магнитными сплавами, безвредными синтетическими углеводами и прочей дребеденью. В какой-то момент от их нескромных эволюций на складе сработала сигнализация. Со всех сторон застучали тяжелые башмаки.
Альфа мгновенно бросился в окно. Это вышло у него рефлекторно, но изящно. Он выбил стекло и вырвал из бетона решетку. Пыхтя и чувствуя тылами нацеливающиеся винтовки, Никас последовал за ним. Растянувшись на земле, он первым делом отполз подальше от зоны вероятного обстрела. Однако никто не собирался открывать им вслед ураганный огонь.
Альфа стоял у стены, подогнув ногу, и глядел на толпу впереди. Никас тоже ознакомился с ситуацией.
Перед ним была площадь, на которой миллионы гуманоидных образов слушали говорящие истуканы из драгоценных металлов, камня и гниющей еды. Угрожающе-массивные чудовища, отдаленно напоминали клопов, которых Никас видел на гобеленах. Они располагались на больших, мягких подушках и вещали в толпу высокими клокочущими голосами.
Небо было закрыто витринным стеклом, над которым довлели безразмерные фигуры. Черты их были неразличимы, только скалились в жутких улыбках алмазные клыки. Существа наблюдали за происходящим. Время от времени их головы поворачивались, а клыкастые рты раскрывались, и тогда стекло начинало мелко дрожать.
— …не дели малое, — стонали статуи. — На одно «есть», да придется десять «хочу». И что мы получим? Незаметную, оскорбительную долю. Спасет она? Нет. Умножит страдания. Говорю вам, равное распределение — наказание. Даст оно все и ничего. Не насладиться нам. Как мы поступим? Не разделим малое. Соберем его у избранных. У тех, кто насладится. Кто скажет, что это несправедливо — глупец. Не думает он об истинном смысле наслаждения. Если один насладится, а девять — в нужде, не лучше ли это? Или пусть все десять испытывают муки, раздразнив себя малым? Людей много. Наслаждения мало. Не дели малое!
— Не дели малое! — в унисон выдохнула толпа.
— Они говорят: справедливость, — статуи начали новый период. — Слабые духом, жадные, бесстыжие. Отнять и разделить — вот их философия. Для чего? Кто, как не злодей, может решиться на уничтожение прекрасной композиции удовольствий, которая доступна избранным. Мы должны радоваться за них. Радоваться, а не завидовать. Мы — служители. Мы благословенные рабочие, которые трудятся, чтобы красота не угасла, чтобы удовольствие продолжалось. Ради этого мы вырвались из пещер, темных веков, войн, эпидемий и голода. Все это мы пережили, лелея светлую надежду на то, что удовольствие будет вечно. Не для всех! Но что за мир, в котором каждый прохлаждается? Сознание и воля! Я понимаю, ты понимаешь, он понимает, мы понимаем, что роль у каждого своя. Трудись, не завидуй, не будь врагом удовольствия. Не дели малое!