— Показуха! — вдруг крикнул Альфа.
Концепция, приоткрыв пасть, глядела на него с растерянностью ребенка.
— Дерзость! — прохрипела она, жалобно булькая.
— Пена и показуха! — приподнялся Альфа.
Концепция всхлипнула. Фасад затрясся, рывками поползли трещины. Идолы бились друг о друга, раскалываясь. Из них вязко выплескивалась прелая гниль.
— Твое настоящее лицо! — Альфа, припадая на правую ногу, ковылял вперед. — Хочешь, что б я открыл его?! За ним мразь и погонь!
— Замолчи! — взревела Концепция.
— Я знаю, чего ты боишься! Не смей перечить мне, ничтожество! Иначе маленький Альфа сорвет твою драгоценную маску! Человека мне! Сейчас же!
— Никогда! Он мой! Мой! Пророк отдала его мне!
Альфа бросился к осыпающимся стенам. Карабкаясь по кренящимся колоннам, он перепрыгивал на расколотые подоконники и, едва цепляясь слабеющими пальцами, взбирался по резьбе и лепнине.
На него уставился тусклый глаз, обросший белой глаукомой. Прима-идея выбила остатки стекла, и приникла к нему, постучав кулаком по хрусталику.
— Послушай меня! Девела больше нет!
— Я знаю! Ну и что?!
— Ты бы хоть иногда думала, тупая прорва! Этот человек — последняя жертва! Понимаешь?! Больше не будет, пока не найдется новый проводник! Минуют циклы и циклы! Тебя не удивило, что Максиме впервые обратилась к тебе лично?! Когда она приходила?
— Недавно, — Концепция тяжело дышала, облизывая трещины. — Она приходила. Пообещала много образов. Не обманула!
— А взамен?
— Сказала, что вы придете. Сказала: человека не пускать.
— Она хочет уничтожить Многомирье, — внятно проговорил Альфа.
— А мне-то какое дело?! — капризно воскликнула сущность. — Я хочу человека. Уговор, есть уговор!
— О, фантазия, — взмолился прим. — Объясняю популярно. Нет человека — нет защиты. Нет защиты — нет Многомирья. Нет Многомирья — нет страстей, в том числе жадности. Нет жадности — нет Жира.
Сущностаь затаила дыхание. В логове стало настолько тихо, что слышно было, как слизь стекает по стенам. Описывать процесс возвращение Никаса Аркаса из недр ее, не пришло бы в голову самому отчаянному поэту. Это было бы просто опасно. Скажем так: не обошлось без осложнений.
И без лишних нюансов перейдем к лирике.
— Никас! С тобой все в порядке? Колумнист!
Альфа заботливо стряхивал с журналиста клочья желтоватой пены.
— Х-си-и-и…
— Идти сможешь? Нам еще далековато пилить, брат.
— О, не волнуйся об этом, — угрюмо прошамкала сущность. — Я помогу вам.
Альфа с подозрением уставился на нее.
— Максиме хотела обмануть меня. Лишить ценнейшего ресурса в мире. Да, я помогу вам. Открою путь на Дно. Не ближе. Иначе я нарушу договор.
Альфа молчал.
— Кроме того, — продолжала Концепция, — я не могу оставлять вас вместе. На Дно человек пойдет один.
Прим не поверил своим ушам. Он сжал кулаки, а потом воскликнул:
— Такова твоя помощь?! Он не выберется оттуда один!
— Именно это и будет моим оправданием. Максиме просила меня задержать человека. Я это сделаю. Однако, если этот человек действительно необычная жертва, он справится. Иди другими тропами, Альфа. Надейся. На вкус человек крайне непредсказуем.
Прим поглядел на бормочущего журналиста. Вымоченного в желудочном соке. Выглядел тот не особенно решительно. И, тем не менее, Альфа чувствовал силу. Озадачивающую, совершенно незнакомую. Это не была смелость. Мудрость. Особенный интеллект. Даже железной волей это было назвать нельзя. В человеке обреталось нечто иное. Холодное, острое, немного печальное, но готовое к шуткам судьбы.
Цинизм, решил Альфа.
— Хорошо, — произнес он. — Открой дорогу!
В разреженной части Многомирья, там, где песчинки сущностей составляют ничего не значащий шум, где личности давно ушедших людей становятся треском помех и хаосом разделенных мыслей. Где Я — засыпает навсегда… Что-то шевельнулось. Фрагменты осмысленного потянулись друг к другу, вспоминая свое предназначение. Сталкиваясь, они обменивались информацией, а потом соединялись. Жажда вела их.
Френ чувствовала боль. Пока ее части рыскали в окрестностях, она чувствовала ужасную, нестерпимую боль разобщенности. Но вместе с тем, она ликовала. Никас снова позвал ее. Она нужна ему. Он даже дал ей имя!
Никас. Любимый. Спустя века мучений, она, наконец, ощутила себя цельной. Лярва почувствовала как лимб Многомирья отторгает ее. Она была слишком правильной. Слишком осмысленной. Слишком организованной. Еще мгновенье и она упадет в объятья Никаса. И они никогда не расстанутся. В этот раз все будет иначе. Они будут жить вечно.