— Ох, слава богу, — проговорила женщина, увидев, что журналист стал неуверенно, как на шарнирах, подниматься.
Когда Никас приблизился на расстояние пощечины, селькупка метнулась на него, едва не ударившись о косяк, и втащила внутрь. Под собственное «эй», Аркас оказался в полутемной прихожей, наполненной запахом тлеющей травы. За ним захлопнулась дверь, и сладко щелкнул замок.
— Обувь сними. Пальто повесь здесь.
Возраста она была непредсказуемого. С равным успехом ей могло оказаться и тридцать и пятьдесят с лишним. Здоровая пища, подумал Никас.
Он ожидал особенных этнических нарядов, но женщина была одета скромнее и привычнее. Как рачительная домохозяйка, готовая к любой ситуации: начиная от ежедневной уборки и заканчивая интенсивной детской отрыжкой. Передник, закатанные до колен шаровары и застиранная футболка с надписью «Франциск». Только на шее у нее висело большое ожерелье из костяных фигурок. Судя по тому, как оно пожелтело и запылилось в резьбе, Никас мог предположить, что пользовались им не часто.
— Спасибо, — ответил журналист, снимая свои дурацкие сандалии. И, чтобы не молчать, добавил: — Красивое ожерелье.
Женщина, а она оказалась действительно симпатичной, поджала губы, и, как опытная мать, тут же почуяла неповиновение.
— А ну в комнату! — вполголоса рявкнула она.
Любопытные чубы скрылись за углом коридора.
— Пойдем, — она поманила Никаса на кухню.
Там тоже было полутемно. По всей квартире горели лампады, накрытые тряпичными конусами. Окна были плотно зашторены. Никас с позабытым профессиональным любопытством разглядывал вывешенные под потолком обереги. Посреди стола лежал черный посеченный булыжник. Он был исполосован когтями какого-то зверя. Вокруг него собрались двое мужчин и один подросток лет шестнадцати. Они о чем-то тихо переговаривались. Увидев Никаса, люди одновременно встали, с той характерной поспешностью, которая обычно означает: вот черт, этот парень здесь! Именно тот парень. Которого мы хорошо знаем. Этот жук на многое способен, так что будьте настороже!
Какого хрена, подумал Никас взволновано. С него как будто спало наваждение. Что я здесь делаю? Зачем позволил завлечь сюда? Сейчас дадут по уху и поминай как звали. Его скрутило от реликтового, застарелого страха западни. Левую, пробитую, ступню, свело судорогой.
— Это он, — сказала селькупка и качнула головой. — Выйдите. Скажите второй, чтобы следила за детьми лучше, а не то своих не дождется. Девел украдет ее материнство. И позвоните старому, пусть не волнуется, ладит дела до конца.
Тщательно обойдя Никаса спиной к стене, мужчины покинули кухню, ведя между собой парня, как при обстреле.
— Да не бойся ты, — сказала селькупка, взглянув на согнувшегося Никаса. Она достала из кармана носовой платок и промокнула его лоб. — Нас не бойся, — многозначительно добавила она. — Садись за стол.
Никас, не чувствуя под собой ног, сел на предупредительно подвинутый стул.
Женщина чем-то орудовала у стойки. Выше над ней довлели полки, плотно заставленные банками. Никас видел столько заварных трав только в китайских магазинах. На едва дышащей плите что-то тихо побулькивало в большой десятилитровой кастрюле. С крючков на стенах свешивались сушеные корневища и разноцветные ромбические вышивки. На полу лежали мудреные половики. Атмосфера становилась почти волшебной.
— Откуда вы…
Он прервался. Перед ним оказалась кружка.
— Что это? — спросил он, чувствуя приступ злости на ситуацию. — Какой-то полыни наварили? Отвары из роголистника тернового?
— Это черный магазинный чай, — ответила женщина.
— А-а.
— Отвары тебе теперь вряд ли помогут.
Никас чуть не поперхнулся и отодвинул кружку.
— У меня такое впечатление, — сказал он, стискивая зубы, — что вы хотите мне что-то сказать. Как вы узнали мое имя?
— Мы всех в этом доме знаем, — невозмутимо ответила хозяйка, подвигая к нему вазу с финиками и садясь напротив.
— О-о-о, — протянул Никас, храбрясь, беря сразу два финика. — Сколько мрачной таинственности и неясного намека на скрытые силы в этом заявлении.
— Мы просто хорошо общаемся с участковым, — терпеливо сказала женщина. — Каждый человек имеет право знать, с кем он проживает в непосредственной близости. Никому не хочется жить рядом с наркоманами или извращенцами. У нас тут, между прочим, дети.