Огромным усилием воли Никас удержался от немедленного бегства. Вместо этого он ощерился.
— Тогда, быть может, — начал он снова, — вы хотите предложить мне закупать у вас героин? Но, должен заметить, я очень капризный. Морфин должен быть чистым. Только лабораторные условия. Сам героин — белый как снег. Только, значит, замечу, что отливает сереньким… А извращаться я готов хоть сейчас, только дайте мне кусок мяса и дрель.
Селькупка смотрела на него с выражением сострадательного долготерпения.
— Пожалуйста, — сказала она, — держите себя в руках. Я знаю, как он к вам относится. А еще я знаю, что — напрасно. Вы мухи не обидите.
Журналист отвернулся. Мух он действительно не обижал. У него вообще появилось отвращение к насилию.
— Извините, — неохотно проговорил он. — Могу я узнать, как вас зовут?
— Ни в коем случае.
Никас угрюмо замолчал и отхлебнул прозаичного, но вкусного чая. Ну? — спросил он движением бровей.
— Девел здесь, — сказала безымянная селькупка таким тоном, словно ожидала от Никаса немедленного комментария по этому поводу.
Журналист, однако, таким поворотом чайной беседы оказался обескуражен. Он сделал вопросительный жест рукой.
— Это ваш родственник? — решился он.
— Думай, что говоришь! — прошипела хозяйка. — Не запирайся, Никас. Скажи, зачем он пришел к тебе. Мы должны знать. Другие не знают, ты можешь наплевать на их безопасность. Но мы видели его. Сегодня ночью он прошел мимо наших дверей! Мимо наших судеб! Один его взгляд вызывает порчу. А детей он травит просто своим присутствием. И ты смеешь лгать, притворяться, да еще и оскорблять нас!
Никас медленно облизал губы и сказал:
— У вас кастрюля не выкипит?
— Не увиливай! Мы проследили его до твоей квартиры! Что у тебя за дело с Ним?! Отвечай!
Может мне и это все мерещиться, подумал журналист с некоторой даже бесшабашностью.
— Почему ты молчишь? — не отставала селькупка.
— Послушайте, вы мне надоели. Я чувствую, что должен отыгрывать какую-то роль, но не знаю слов. Я сегодня не очень хорошо себя чувствую. Возможно, не замечаю каких-то намеков. Может быть, вы зайдете ко мне завтра, или я зайду к вам. Сегодня вечером я почитаю что-нибудь из мифологии. Как вы сказали, Девел? Мы обязательно обсудим его роль в вашей культуре. А сейчас давайте поговорим… ну хотя бы о чае. Что за сорт? Отличная штука.
Пока Никас говорил, выражение лица селькупки сменилось от решительно-враждебного к размышляюще-недоверчивому. Она смотрела на журналиста, а когда тот снова принялся за напиток, спросила:
— Так ты и сам не знаешь, да?
— На свете есть куча вещей, о которых я понятия не имею, — согласился Никас.
— Ты не знаешь, зачем он пришел к тебе, — проговорила женщина возбужденно. — Может быть, ты вообще не знаешь, что он пришел?
— Повторяю, мне сложно реагировать на эти намеки, — сказал Никас, запрокинув голову. — Я не понимаю, о чем вы говорите. Ко мне пришел Девел?
— Да!
— А кто он такой? Я имею в виду, чем занимается и чего от меня хочет?
— Он злой и непредсказуемый дух.
Аркас никогда не был суеверным человеком. Он бывал в джунглевых племенах Африки и чувствовал, как цивилизация держит его над ними, не давая вникнуть в примитивное мироздание, состоящее из легенд и веры. И купания в водоемах кишащих паразитами. Однако с ним что-то происходило. Кроме очень неприятного предположения, состоящего из фразы «Аркас, ты слетел с катушек», он ничего не имел. И разве не чудное совпадение, что именно сейчас ему говорят о сверхъестественных силах?
Нет, сказал сам себе Никас. Не знаю, чего она в действительности от меня хочет, но лучше мне уйти, пока не стало хуже.
— Девел приходит, чтобы забрать жертву, — продолжала селькупка. — Подумай, что ему может быть нужно от тебя. Ты не мог сам заключить с ним договор. Ты не знаешь, как это делается.
Никас допил чай и сказал:
— Я пойду.
— Стой. Куда? Я прошу, подумай.
Никас остановился в прихожей, стараясь не трогать женщину руками. Вырываться пришлось движениями корпуса.
— Слушайте, — сказал он сквозь зубы, — прекратите нести ахинею. Я нервный человек. Вы со своими бреднями напали на меня совершенно некстати. Именно в тот день, когда этого делать не стоило. Откройте дверь, пока я ее не выломал нахрен!
Секунд десять селькупка молчала, а потом спросила, искательно заглядывая Никасу в глаза:
— Ты точно не хочешь никому зла? Я понимаю, что тебе пришлось тяжело. Очень тяжело. Не всякий такое выдержит. Но мы ведь не виноваты. Мы, значит весь этот дом. И другие люди. Девел коварен. Удивительно, что именно к тебе он пришел. Бабушка рассказывала мне, что такое случается раз в тридцать три года. И когда Девел приходит, может произойти нечто ужасное! Пострадают миллионы.