I
ПРОЛОГ
Грусть созвучна с каплями дождя. Они падают и падают на самое дно сердца, заставляя струны души трепетать. Когда капель становится слишком много, они подходят к краешку глаза и пытаются пересечь границу, явить себя миру. Но я закрываю глаза и пресекаю их попытку. Сердце сжимает большая когтистая лапа, так похожая на мою. Жизнь нечеловека тяжела и безысходна. Тебе некуда пойти, и ты это знаешь. Тебе некуда обратится, нет никого в целом мире, кто мог бы тебе помочь. Не спасти, потому что спасать слишком поздно, нельзя даже помочь. Хотя помочь можно, но вариант в этом случае только один. А к этому нельзя быть готовым, только не в начале пути. Пока не пролита кровь, страха больше, потом он отступает, становится эфемерным и скрывается в глубине души, маскируя себя и ее, чтобы однажды выйти и затопить, задушить, уничтожить. Но и примириться, понять и посочувствовать... таких нет. А если и есть, то они очень быстро умирают. Становятся первой кровью...
Прощай стезя и чести, и благого дела.
Я отмирающая ветвь твоей души.
Меня забрал вой умирающего зверя.
Я стал рабом красавицы-луны.
Я стоял под крышей ранее благополучного дома. Луна вышла слишком рано. Раньше, чем начался дождь. И с первыми его каплями я уже ворвался в дом, а когда полил настоящий ливень, смерть, уже окутавшись тенью, собирала свой урожай. Она умерла последней. Она ушла последней. Маленькая малышка лет семи. Последние вздохи вырывались с хрипами из маленькой разодранной грудки. Кровь оросила пол и ее бледнеющие губы. Я уже человеком склонился над ней. Я не видел света в ее затухающих глазах. Там уже отражалась старуха-смерть со своим черным плащом, что успел накрыть холодеющие конечности. В бесконечной синеве глаз не было ненависти или укора. В них застыл немой вопрос. Именно он и был последним, что навсегда отразилось в них, остекленевших и замерших. С тонкой белесой реснички ребенка одиноко скатилась слеза и замерла где-то на середине щеки. Она лишилась жизни вместе с ней. Я не посмел притронуться и закрыть их, нарушить идиллию, тронуть то прекрасное диво, что сотворила с ней смерть, как бы ужасно это не звучало. Я не успел посочувствовать, посопереживать. Моя звериная сущность уже гнала меня дальше. И я ушел не потому, что равнодушен, а потому, что привык.
I
Мечты маленького мальчика просты и в тоже время сложны. И мечты этого мальчика ничем не отличались от остальных. Он мечтал, чтобы отец взял его однажды с собой на охоту. Чтобы доверил ему настоящее оружие или на крайний случай лук, ибо пороховое оружие в их время еще крайне редкое и дорогое удовольствие. Ведь уже на протяжении восьми лет он непрестанно тренируется и упражняется в стрельбе. Еще с тех пор как ему подарили первый лук на пятилетие. Именно тогда отец сказал, что сыну пора становится мужчиной. Но на вопрос, а где же стрелы, отец с улыбкой ответил, что это и будет его первое задание, его мужской работой - самому сделать себе стрелы. И когда он достигнет мастерства, то попадет на охоту с другими мужчинами, станет по-настоящему взрослым. И мальчик запомнил. Он стал тренироваться каждый день. Втайне от всех он уходил на дальнюю сопку, окруженную высокими кустами, и там пытался попасть в нарисованную мишень. Он каждый раз воображал то дикого оленя, то перелетную птицу, то красавицу лису, то разъяренного волка. И когда впервые его стрела вонзилась в цель, он никому не сказал об этом. Но он помнил обещание отца, и знал, что еще не время. И продолжал тренироваться, оттачивая свое мастерство, чтобы было чем удивить отца и других мужчин, чтобы его признали равным, посчитали его взрослым.
И вот когда ему стукнуло тринадцать, он напомнил своему начавшему седеть отцу про давнее обещание. Тот взглянул на сына рассеяно и как-то странно. Кивнув, он встал из-за стола и покинул дом. У мальчика сперло дыхание. Он посмотрел на мать, но та лишь сочувственно улыбнулась ему и покачала головой. А потом занялась своими повседневными хлопотами так, словно ничего не произошло. Слезы хлынули из глаз, а ладони сжались в кулаки. Мальчик сердито утер их рукой и выбежал из дома, успев прихватить спрятанные в сенях колчан и лук. Он бежал, не разбирая дороги, но ноги все равно привели его в его тайной заповедной сопке. Мальчик опустил лук на начинающую желтеть траву и посмотрел вперед. Черное дотоле небо все чаще расчерчивала зигзагообразная фиолетовая молния, а гром подбирался все ближе, стараясь проникнуть через уши глубже и дальше в самую душу, намереваясь оглушить. Это неприятное открытие не смутило мальчика. Смахнув последние капли соленой влаги со щек, он пообещал себе, что не вернется домой без добычи. Он докажет отцу и матери, что он уже достаточно взрослый, чтобы стать охотником, чтобы стать мужчиной. И гроза, что надвигалась на него и на деревню была не помехой. Он знал, что нужно делать в таких случаях.