Мужчина встал, бросив последний взгляд на озеро, он поспешно покинул это место. Дойдя до деревни, решительным шагом вышел на тропинку, змеившуюся меж окраинных домов. Отсутствие людей внушило ему некую уверенность, и он направился вперед.
На пути попалось лишь несколько женщин, спешащих по своим делам, да стайка ребятишек, обдавшая его задорным смехом и укатившаяся куда-то за спину. Может быть на ту сопку, что когда-то была его любимой, может к озеру, которое он только что покинул. Он вглядывался в строения, стремясь отыскать что-то родное, узнаваемое, что нашло бы отклик в его сердце, заставило бы проклюнуться легкой нерешительной улыбке кратковременной радости. Но находя искомое, он не ощущал ничего кроме тоски и новой череды горестных воспоминаний.
Он не заметил, как вышел к дому, в котором когда-то жила его возлюбленная со своей семьей. Сейчас он казался пустым и неприветливым, но это не означало, что в нем никто не живет. Хотя кто бы это ни был, ему было все равно. Пусть даже ее таинственная до сих пор чем-то пугающая старшая сестра осталась там. Мужчина понял, что встречаться с ней он уж точно не хочет, и, поспешно, пошел дальше на тот случай, если действительно его предположения верны. Старым знакомым путем, с некоторой долей удивления, отмечая исчезнувшие или наоборот, выросшие строения и избы, он дошел до своего дома. Как бы далеко он не находился, что бы ни произошло, но здесь остался его родной дом. И так будет ровно до тех пор, пока существует Зов крови. То, ради чего он и вернулся, из-за чего он вновь здесь спустя долгие годы.
Дверь протяжно простонала, когда он толкнул ее, а под ногами заскрипела половица. Проникший с улицы свет осветил унылую обстановку кухни, изменившуюся лишь мимолетно. И мужчине на секунду показалось, что не было всех этих лет, и на самом деле он только вчера ушел с отцом в лес. А мать вот-вот выйдет из комнаты и, засмеявшись, велит ему вымыть руки, прежде чем садиться за стол. К горлу подкатил горький комок, а по лицу пробежала судорога. Мужчина одним быстрым движением опустил на плечи ткань капюшона и, затворив дверь, прошел внутрь.
Немолодой уже мужчина, открыв дверь, вошел внутрь дома, не без облегчения скинув промокшие сапоги. Издав странный, чуть хрипловатый звук, что иногда делают старики, он прошел к столу и зажег свечу, мгновенно затопившую пространство вокруг себя дрожащим желтоватым светом. Мужчина повернулся, намереваясь пройти в комнату, взять полотенце и ополоснуться во дворе. Взгляд его натолкнулся на незнакомца, сидящего в кресле-качалке, что так любила его жена, и от которого он так и не решился избавиться, как, впрочем, и от других ее вещей. Руки лежали на подлокотниках, тело было расслаблено, он явно не намеревался нападать, по крайней мере, сейчас; надвинутый капюшон не позволял рассмотреть лицо. Мужчина сделал несколько шагов назад и грузно опустился на скамью перед столом со свечой, отчего кольцо сумрака вокруг незнакомца стало плотнее. Он не решался первым нарушить тишину и спросить, кто сидит перед ним и почему. Лишь во все глаза смотрел на незваного гостя, понимая, что даже, если у того не сулящие ничего хорошего мысли, ему все равно. В жизни он допустил слишком много ошибок, что привело к несчастливому ожиданию прихода смерти в одиночестве.
Так они и сидели, изучая друг друга. Молчание затянулось, поняв это, незнакомец медленным движением поднял руки и скинул с головы капюшон. В мужчину напротив впились два зеленых уголька глаз молодого парня, цветом идентичные тем, что когда то сверкали на лице двоих детей, могилу для одного из которых он выкопал своими собственными руками.
- Лев? - недоверчиво спросил мужчина.
- Где мать? - не соизволив ответить, задал свой вопрос парень.
Вместо ответа мужчина шумно выдохнул и опустил голову. Смерть жены до сих пор не отпускала его, ведь именно он уговорил ее на рождение еще одного ребенка. Угрожал, клялся и божился, что в этот раз все будет по-другому. Этот ребенок вырастет им обоим на радость, проклятье, что распростерло свои крылья над их семьей, не затронет их более. И она сдалась, подавшись на уговоры, смирившись с неизбежным. Ничто не предвещало трагедии, лишь, когда ребенок уже готов был появиться на свет, жизнь оставила женщину, а дитя появилось на свет мертвым.