Незаметно для себя Лев задремал. Но сон был чутким, как и у всякого зверя. Дверь дома и его глаза открылись одновременно. Старая согбенная женщина, что застыла на пороге и молодой человек с яркими зелеными глазами несколько долгих секунд смотрели друг на друга. Потом старушка сделала два шага вперед и клюка, на которую она опиралась, выскользнула из ее рук, а ноги подогнулись. В несколько прыжков Лев оказался рядом, подхватив ослабевшее тело.
По морщинистым щекам старухи потекли слезы, почти полностью лишив ее зрения. Ее сухая маленькая ладошка коснулась щеки парня.
- Лев, - прошамкал ее беззубый рот, мгновенно растянувшийся в улыбке, наполнившийся горькими слезами.
- Да, - Лев против воли улыбнулся, сдерживая слезы, - Это я. Удивительно, но ты пережила почти всю мою родню. Как тебе это удалось?
- Знаю я пару-тройку чудодейственных травок, - старушка зашлась в приступе сумасшедшего хохота.
Он подумал, что, возможно, Сэда нездорова умственно от этих самых травок или от одиночества. Внеся в дом потерявшую сознание старушку, и уложив ее на печь, Лев отправил в печь лохань с водой, чтобы заварить лечебный успокоительный чай, травки для которого его нос определил за несколько секунд; мелиса и мята отправились в большую кружку с парой засохших кругляшей клюквы и брусники. И успел как раз вовремя. Он уже стоял рядом, когда старушка открыла глаза.
- Мой мальчик, - глаза ее вновь увлажнились.
Лев испугался, что она вновь потеряет сознание от прилива чувств, и несколько грубовато сунул отвар ей в руки, но, не отпуская при этом своих рук, придерживая с других сторон.
- Здравствуй, Сэда.
- Я не надеялась увидеть тебя в этом мире.
- Я не мог поступить иначе, - с грустью и затаенной тоской произнес Лев, - Ты же понимаешь, что Марса в свое время привел не просто интерес.
- Боюсь, что мне не понять, - старушка расслабила руки, оставив чашку, - Я не могу представить, что вы чувствуете. Как именно проявляется Зов. Но я верю, что это сильнее страха и осторожности, если вы оба вернулись.
Лев отнес недопитый чай к столу и вернулся к лежанке на печи. Утопив почти невесомую руку Сэды в своих ладонях, он задал вопрос, что тревожил его.
- Что случилось с матерью?
Старушка пожевала губами, собираясь с мыслями.
- Он убил ее? - чуть громче, чем хотел с промелькнувшими истерическими нотками спросил Лев.
- Можно сказать и так, - Сэда внимательно посмотрела на него, - Но ты не должен винить его.
- Не должен? Может, я еще не должен винить его в смерти брата или в том, что произошло с нами обоими.
Лев заходил из угла в угол, как зверь в клетке. Для полноты образа ему лишь не хватало хвоста, что был бы по ногам, выражая степень его раздражения.
- Он лишь хотел, чтобы на свет появилось его дитя, которое не стало бы игрушкой судьбы или жертвой проклятья. Я не оправдываю его, Лев, просто я знаю, что значит потерять ребенка, - голос старушки был надтреснутым и резанул по ушам затаенной болью, - А он испытал это дважды.
- Ты ведь любила его, - Лев бросился к ложу и вновь сомкнул ладони на руке старушки, - Отца? Почему ты позволила произойти всему этому?
- Неужели ты думаешь, что, если бы я могла предотвратить падение и смерть Марса и твое, я не сделала бы этого? - на глазах Сэды навернулись слезы обиды.
- Прости меня, - Лев поцеловал ее сухую пергаментную кожу, - Я узнал, почувствовал ее смерть задолго до возвращения, но не хотел верить, не хотел думать об этом. Но не смог.
- Ты поэтому вернулся?
- Нет, не только. Я понял, почему вернулся Марс. И потому и я здесь спустя столько лет. Это невыносимо. Зов мучает, режет, разрывает на куски. Он забывается лишь в облике зверя, но когда ты человек, он вытаскивает внутренности, разрывает тебя пополам. Он зовет, кричит, воет, не дает спать, не дает дышать. Ты забываешь обо всем, вновь и вновь возвращаемся к тем, кого оставил, к тем, чьи голоса непрестанно шепчут свои имена, к голосам, что забивают твои уши, словно, ватой. И не дают забывать никогда. Ни темной ночью, ни светлым днем. Зову нельзя сопротивляться. Это наше проклятье. Пока живы, вы для нас все. Наша надежда, наше счастье, наша слабость, наша погибель. Отцы, матери, бабушки, сестры, братья, дети, неважно. Мы не живем вдали, мы существуем. И сердце рвется к вам, стонет душа. Это неизбежно.