Роза повторила детский трюк со звёздами, и немного полежала на снегу, уставясь в небо. Звёзды это чьи-то солнца, а значит, там, в запредельной дали, есть другие планеты и другая жизнь. У Розы тоже другая жизнь, учиться в институте интересно, у неё много друзей, а Розин бывший репетитор преподаёт у них в МАРХИ и, встречаясь с ней на лекциях, всегда улыбается и кивает. «Поможет, если что» – сказал Чермен, и Роза поняла – «что». Она понятливая девочка. Теперь уже – девушка, шестнадцать лет, через два года получит права, а машину ей папа уже купил, спортивный «Diatto-zagato» сине-стального цвета, и Роза сразу в неё влюбилась.
Ей не стоит лежать на снегу и смотреть в небо. Детство кончилось, и детские забавы кончились. А звёзды остались, и ёлка, и подарки! У Бариноковых подарки всегда клали под ёлку, и так смешно было их искать, раздвигая мишуру и натыкаясь на коробки… «Ой! Тут коробок столько! А где моя?» – «А ты на надпись посмотри, они подписаны» – «Дед Мороз подписал?» – «Ну а кто же ещё, я такими глупостями не занимаюсь» – уверял Чермен. Его тоже ждал подарок, но сначала – женщины и дети, шутил Чермен. А ему – что останется. Если останется… ха-ха-ха!
Взвизгнула железом калитка, взвизгнула от радости Инга, зазвенели в морозном воздухе голоса, перебивая друг друга, тараторя взахлёб. Гости пришли! Тётя Аглая и Виктор Николаевич. Больше никто не придёт, они никого не пригласили, новый год семейный праздник, чем меньше соберётся народу, тем уютнее сидеть за столом, смотреть телевизор, водить вокруг ёлки хоровод… Хоровод водили вчетвером – мама, папа, бабушка и Роза, а потом цепочка рук распадалась и все куда-то пропадали… Роза смеялась и тоже «пропадала», закапываясь в сугроб, чтобы папа её не нашёл.
Роза заставила себя перестать вспоминать, отряхнула с шубки снег и отправилась встречать гостей.
Фомушкины явились в полном составе: Аня прилетела в Москву вчера. Роза её не узнала – изменившуюся до неузнаваемости. Вместо нескладной голенастой девчонки перед ней стояла красивая девушка, странно и стильно одетая, не для нашей зимы. Лицо у девушки было чужое, не Анино. Взрослое. Девушка улыбнулась – «Здравствуй, Роза. Не узнала?» – и стала Аней! Роза повисла у неё на шее, гладила по щекам, шептала что-то хорошее… Летом она приедет в Англию на машине, папа ей подарил машину! И они будут кататься по Лондону, и Аня покажет ей Тауэр и Виндзорский замок. Она обязательно приедет! Честно-честно!
Роза говорила, Аня согласно кивала, обе знали, что это не так, и не могли перестать улыбаться.
– Ты надолго приехала? Насовсем? Или на каникулы?
– Я… I here for a while. I have arrived for three days (англ.: Я здесь ненадолго. Я приехала на три дня).
– Почему на три? – надулась Роза, и Аня подумала, что она совсем ещё ребёнок, несмотря на свои шестнадцать. Воспитание. Слишком любят, слишком опекают. Наверное, это правильно, хотя совсем не по-английски. Своих детей надо любить, тогда они не будут приезжать на три дня и не знать как их поскорее прожить, чтобы уехать.
– Я тебя ждала, долго-долго! Зачем ты уехала? Зачем? Мне было без тебя так плохо, и Алле, а ты нам ни одного письма не написала…
Ни одного письма? Но она же писала… Ей тоже было – плохо, она звонила, писала, говорила об этом родителям, а они отвечали: «Учи язык, учись там как следует, и всё наладится, привыкнешь». Аня писала Розе, а она не получала писем. Значит, письма не передавали, но Розе не надо об этом знать, она расстроится.
Родители были правы, она привыкла (никогда не привыкнет! Там всё чужое, а здесь… чужая она сама), у неё «всё наладилось», в Москву она не вернётся, в Лондоне тоже не останется, найдёт работу переводчика-синхрониста, собственно, она уже её нашла: Ане помогла русская семья, в которой она работала в свои первые в жизни английские каникулы. А девочка Маша, Мэри, с которой Ане запрещали разговаривать по-русски, мило болтает с ней по телефону на чистом английском, через слово вставляя cockney rhyming slang (кокни – лондонский слэнг, просторечие), к ужасу родителей.
– Писем не писала, прости. Well excuse please. Мне некогда было. I will eat my hat! Честное слово!
– Ты останешься? Ты насовсем приехала?
– Я тебе уже ответила на этот вопрос.
– Роза, слезь с неё! Что ты как маленькая, тебе шестнадцать уже, забыла?
– Nothing, everything is normal, всё нормально, мы с ней давно… так не сидели.
Роза слезла с Аниных колен, на которых она так уютно устроилась, и потянула подругу за руку – пойдём наверх, в моей комнате поговорим, и ты мне всё расскажешь.
– In den oberen Zimmer kalt, komm wieder, Роза (нем.: в верхних комнатах холодно, вернись, Роза)