– Ну ба-аа… Wir werden kurz dort, wir werden bald zurückkehren (нем.: Мы недолго там будем, мы скоро)
– Мама, оставь ты их, пусть идут. Не умрут. Девочки, пальто наденьте, наверху холодно, бабушка правду говорит.
– Аня! Do you go? (англ.: Ты идёшь?)
– I now! I go! (англ.: Сейчас! Я иду!), – Аня сняла с вешалки своё пальто, Эмилия Францевна покачала головой, забрала пальто и сунула ей лохматую меховую доху – «На, бери. А то застынешь там… Наша-то закалённая, а ты как была лебедёнком, так и осталась».
Назвать Аню, как когда-то, гадким утёнком, у Эмилии не повернулся язык. Красивая стала, и стрижка стильная, ничего не скажешь. Гадкий утёнок вырос, превратился в лебедя… и навсегда улетел.
Сидя в нетопленой спальне (ну и ничего, зато никто не слышит, а то ещё скажут, что она хвастается), Роза не закрывала рта, рассказывая подружке об институте и о своей будущей профессии. Арт-дизайн – воплощение и использование авангардных течений появившихся на стыке декоративно-прикладного искусства, скульптуры, архитектуры и дизайна. Арт-дизайн это синтез художественного и архитектурного формообразования, арт-дизайн это философия. Объекты, комплексы объектов, изделия – лишаются утилитарного значения и становятся почти декоративными, выставочными. То есть, практически – проектируются эмоции.
Щёки у Розы разгорелись, глаза сияли. Аня зябко куталась в доху и думала о том, что у подруги всё хорошо и за неё можно не волноваться. У Розы будет своя, яркая и прекрасная жизнь, длинная как лето, как детство… которое кончилось, и кончилась их дружба. Наверное, они больше не увидятся, это последняя встреча. Как жаль, как мне жаль, as I am sorry…
Фомушкины принуждённо улыбались: что с ней сделаешь, из-за стола ушла и пропала. По подружке соскучилась… Хотя какие подружки, выросли обе, детство кончилось, и их ничто не связывает.
Если не умеешь дружить, не умеешь любить, то никогда не поймёшь тех, кто – умеет. И никогда не научишься, этому нельзя научиться, это или есть или нет, думала Инга. А ещё она думала, что девочки больше не увидятся. Если только…
Если только Чермен не купит своей ненаглядной девочке тур в Англию. С него станется, отправит её, шестнадцатилетнюю, одну. Английский она знает. И испанский знает, правда, хуже. Но объясниться может. Они с Черменом дали своей дочери всё что могли, и теперь пора выпустить её из клетки на волю, пусть – летит.