Но как я могу быть почтительной с человеком, который решил называться Джоном Смитом? Разве Вы не могли придумать не такое пустое имя?
Я размышляла о Вас все лето. Кто-то заинтересовался мной — и, мне кажется, что у меня есть что-то вроде семьи. Я словно бы принадлежу кому-то, и это меня успокаивает. Признаюсь, однако, что когда я думаю о Вас, воображение работает плохо. Я знаю ровно три вещи:
1. ВЫ ВЫСОКИЙ. 2. ВЫ БОГАТЫЙ. 3. ВЫ НЕ ЛЮБИТЕ ЖЕНЩИН.
Наверное, я должна обращаться к Вам: «Дорогой женоненавистник!». Но это оскорбительно для меня. Или: «Дорогой богач!», — но это оскорбительно для Вас, как будто для вас важны только деньги. К тому же, богатство зависит от обстоятельств. Может быть, Вы и не останетесь богатым — разве мало ловких дельцов разоряется на Уолл-стрит? А вот высоким Вы останетесь. Поэтому я решила называть Вас: «Дорогой длинноногий дядюшка!». Надеюсь, Вы не обидитесь? Это просто дружеская кличка, мы не скажем о ней миссис Липпет.
Через две минуты пробьет десять часов. Наш день разбит на части. Мы едим, спим и занимаемся по звонку. Я постоянно чувствую себя, как пожарная лошадь. Звонят! Гаси огонь! Спокойной ночи.
Заметьте, как я повинуюсь правилам. Вот она, приютская тренировка!
Преданная Вам ДЖЕРУША АББОТ.
1 октября.
Дорогой длинноногий дядюшка! Я люблю колледж и люблю Вас за то, что Вы меня сюда определили. Здесь очень хорошо, и я так возбуждена, что никак не могу уснуть. Вы не представляете, какая разница между колледжем и нашим приютом. Мне и не грезилось, что на земле бывают такие места. Просто жаль каждого, кто не девочка и не может сюда поступить! Уверена, что Ваш колледж был гораздо хуже.
У меня комната на самом верху, на башне — раньше тут была палата для заразных, пока не построили новую больницу. На том же этаже — еще три девушки: одна — из старшего класса, в очках — постоянно уговаривает нас не шуметь, а новеньких зовут Салли Мак-Брайд и Джулия Ретледж Пендльтон. Салли приветлива, у нее рыжие волосы и вздернутый носик. Джулия из ужасно аристократической семьи и меня еще не заметила. У них одна, общая комната, а у нас со старшей — отдельные. Обычно новеньким не дают отдельной комнаты, их очень немного, но мне дали, хоть я и не просила. Наверное, решили, что неловко поселить хорошо воспитанную девушку с какой-то безродной сиротой. Видите, и в этом есть преимущества!
Оба мои окна выходят на северо-запад. Когда восемнадцать лет проживешь в одной палате с двадцатью девочками, приятно побыть одной. Наконец я могу поближе познакомиться с Джерушей Аббот. Кажется, я ее полюблю.
А Вы могли бы?
Вторник.
В колледже организуют из новеньких баскетбольную команду, и, кажется, меня возьмут.
Правда, я мала ростом, но зато очень шустрая. Пока другие будут прыгать и ловить руками воздух, я проскользну у них под ногами и захвачу мяч. Как весело тренироваться на спортивной площадке после обеда! Деревья — красные и желтые, пахнет горелыми листьями, все смеются и кричат. Я никогда не видела таких счастливых девушек, а я — самая счастливая!
Думала написать Вам длинное письмо и рассказать, чему нас учат (миссис Липпет говорила, что Вы хотите это знать), но пробило семь, через десять минут я должна быть на спортивной площадке, в спортивном костюме. Как Вы думаете, попаду я в команду?
Ваша ДЖЕРУША АББОТ.
P.S. (9 часов).
Салли Мак-Брайд только что просунула в дверь голову и сказала: «У меня такая тоска по дому, просто не знаю, куда деваться. С тобой так бывает?»
Я улыбнулась и ответила «Нет». Кто-кто, а я-то выдержу. Во всяком случае, тоской по дому я страдать не буду! Никогда не слыхала, чтобы у кого-нибудь была тоска по приюту. А Вы?
10 октября.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Слыхали Вы о Микельанджело?
Это был знаменитый художник, и жил он в Италии очень давно. На уроке английской литературы все, по-видимому, его знали — весь класс хохотал, когда я решила, что это архангел. Он ведь совсем, как архангел, правда? Здесь, в колледже, думают, что ты знаешь то же, что все, а ты об этом и не слыхала. Иногда бывает неловко. Теперь, когда девочки говорят о чем-нибудь неизвестном, я молчу, а потом смотрю в энциклопедии.
В первый же день я сделала грубую ошибку. Кто-то при мне сказал: «Морис Метерлинк», и я спросила — новенькая ли она. Весь колледж смеялся. И все-таки в классе я такая же веселая, как другие, даже веселее многих.