Степан не стал подсматривать: и несолидно ему это было да и неинтересно. А ещё пораздумывать надо бы на досуге, осмыслить разговор с князем. Александр Данилович не сильно обескуражился неожиданной смертью кухонной девки, спросил только, не скончалась ли та от отравления. А на этот вопрос вся челядь как на духу могла ответить отрицательно, ибо ничего не ела Фроська целый день — Перпетуя ей запретила, велела отказать себе в удовольствии за грехи плотские.
Как только узнал князь Меншиков об этом, так и потерял интерес к кончине несчастной Фроськи. Когда же Степан обстоятельно и неспешно, несмотря на понукания хозяина (спешил тот одеться к Ассамблее), поведал историю о торговце Акиме и его подозрительных знакомствах, блеснули глаза Светлейшего недобро, и усмехнулся он язвительно.
Подумал князь, померил шагами кабинет свой и попросил Крайнова сохранить в тайне сведения, а Акима прочь от дворца не гнать, пускай приходит. Да проследить, какие у коробейника тут затеи нарисуются.
Почесал Степан Иванович затылок и решил, что Александр Данилович прав — ничегошеньки они про Зотова не знают, ладно, отвадят его от дома, так с другой стороны змей какой-нибудь приползёт, но то уже окажется никому не известным. А стало быть, Зотова придётся привечать, дабы понять, что негодяю сему надобно.
— Что лекарь-то сказывал о Перпетуе? Что с ней? — спросил Крайнов дочку Катеньку во время Ассамблеи. У девушки щеки пылали, так впечатлило её зрелище бала, великолепные дамы и кавалеры, и подпрыгивала она в такт музыке, разносившейся по всему дворцу, старательно подражая барышням, Машеньке и Сашеньке, которых итальянец обучал танцам и галантному обхождению.
— Ах, — Катюша сразу сникла, вспомнив о печальных утренних событиях, — сказал, что тётушка Перпетуя здорова, скоро оправится — испуг, мол, сильный с ней случился. Так страшно, батюшка! Взаправду нечистая сила приходит? Я каждую ночь молюсь, молюсь, а теперь ещё пуще стану.
— Молиться — оно завсегда полезно, дочка, — погладил по голове чадушко своё Степан, — а если что тебе покажется странным, а более того, страшным, сразу ко мне беги, дитя… — он помолчал и добавил, — или к Анне Николаевне.
— Так и сделаю, — серьёзно ответила Катя, — знаю, что у Анны Николаевны сердце доброе, она Фросю вроде и не любила, но это так, видимость только… А уж как она за Васяткой горюет! Столько всего рассказать могу…
— Да, дочка, она такая, — быстро прервал Крайнов сумбурный, но идущий от глубины сердца рассказ девушки, — иди себе, милая, а я на боковую. Ты же прости меня за всё, что плохого тебе сделал, не желаючи того. — он встал и поклонился низко дочери.
— Господь простит, и я прощаю, — в ответ поклонилась Катюша и пошла, думая, как бы ей успеть до полуночи попросить прощения у Харитона, ибо было за что, и терзали девушку сомнения, а поделиться не с кем было: отец — это отец, Анна Николаевна и того хуже — суровая-я-я-я…
А всё ещё бледный, но уже немного пришедший в себя парень стоял в ряду лакеев, исполняя службу свою — не шутил, как обычно, не передразнивал важных господ на потеху приятелей, смирно стоял, как овечка, глядя перед собой.
Первое утро Великого Поста не терпит суеты и праздности, должно его встречать со смирением и пониманием того значения, что несут с собой предстоящие недели. Да и события вчерашние во многом способствовали тому, что челядь меншиковская тихонько по дворцу сновала, а если и болтали о страшных вещах, так только шепотом и мимоходом, пока не видит строгий мажордом или ещё кто из высшей прислуги.
Когда один из стражников Степану доложил, что в людскую просится торговец Аким Зотов, Крайнов нахмурился, подивился про себя наглости молодца, но, вспомнив указания Александра Даниловича, самолично пошёл к воротам, чтобы отвести супостата внутрь.
— Что надо, друг сердечный? — строго спросил он коробейника, — али не знаешь, что праздники закончились, время сейчас не для посещений да застолий?