— Че-пу-ха! — отрезал голландец, — слова ничьего не могут! Но зелья — вполне. Могла покойная особа девку опоить, что та скончалась.
— Нет, сударь, тут другой замах. Фроська-то наша чая не понимала, так и не пила никогда. А мы все — от общего котла брали. Это надо смотреть, кому у нас чай отдельно подают?
— Мне — негромко ответил голландец, — и, разумеется, его сиятельству. Более — никому, из мужчин. А на листке ясно написано: «дабы отвратить мужа». Я неправ был, когда о девице говорил. Покойница зелье подливать должна бы особе мужеского пола, так?
— Ну, не князю же! — возмутился Степан, но призадумался, — А ведь Перпетуя могла подумать, что к Фроське всё же князь ходит, а не чёрт, вот и готовила всякую дрянь…
— В ваших тёмных душах разобраться трудно, — сквозь зубы процедил Ван Келлер, — но надобно из хаоса поряьдок создать — вижу в сём свой долг. Потому как зло множит зло, а так продолжаться не может.
— Ваша правда, сударь, вздохнул старый солдат, — да только по мне бы больше, чтоб никто не погибал смертью лютой — и то хорошо. А что неладно во дворце, и сам вижу. Эх, кабы всё скорей завершилось бы! О том и Бога молить стану.
Степан направился на вечернюю службу в город вместе с некоторыми слугами, с заплаканной Катюшей и спокойной Анной Николаевной. В храме он молился об упокоении души несчастной приживалки, о том, чтобы жизнь вернулась в прежнее русло — такое мирное, спокойное, чтобы никто больше не погибал под сенью дворца ужасной и загадочной смертью. И не помнил Крайнов, когда последний раз столь горячо молился, кажется, со дня кончины супружницы своей, а тому, почитай, пять лет минуло.
Молился Степан, слушал батюшку, причастился, как положено. Храм святого Пантелеймона небольшой, а народу много, выходили медленно, и толпа разделила меншиковскую прислугу. Крайнов мял шапку в руках, оглядываясь в поисках дочери. Заметил её неподалёку — Катюша тоже постепенно продвигалась к выходу, а за руку её держал… Аким! Возмутился старый солдат — да что же это на белом свете делается? И девка ведь у него послушная, никогда слова поперёк не смела молвить, а тут — глядите люди добрые, любезничает с первым попавшимся проходимцем!
— Катька! — негромко позвал недовольный отец. Да куда там — люди тихо беседуют, а эхо к высокому своду возносится.
Пришлось потолкаться, не замечая обиженных и сердитых взглядов и шипения. Подобрался вплотную к голубкам и схватил Катюшу за рукав тулупчика.
— Ты что же творишь, девонька? — но смотрел Степан в этот момент на коробейника.
А тому — как с гуся вода. Только поклонился в знак приветствия да руку девицы отпустил.
— Вот скажи, Аким, как там тебя по батюшке, — зашептал горячо Крайнов, — и чего тебе неймётся? И за каким лешим пристал ты к нам как банный лист? И не знаешь разве, что девка просватана? — руки чесались у солдата, хоть и немолод, а показал бы юнцу нахальному почём пуд соли. Да нельзя — место неподходящее.
— Здравия вам, Степан Иванович, — как ни в чём ни бывало ответил торговец. Одно только отличало Акима от прежних встреч — он не улыбался, и глаза его светились печалью, — вот, пришёл на службу, хотел с тётенькой Перпетуей словом перемолвится. А Катерина Степановна поведала мне, что страшное случилось прошлой ночью — погибла добрая женщина.
До слуг почти ничего не дошло из того, что выяснили Ван Келлер со Степаном. Правда, скрыть, что погибла Перпетуя от удара по голове, не удалось — и старухи растрезвонили про синяк, и вопросы мажордома наводили на разные догадки, в основном, далёкие от истины. Но Степан весь день строго следил за тем, чтобы никакие сведения не дошли до ушей Катюши — молода ещё о всяких страстях рассуждать, и так немало в последнее время свалилось на её неокрепший умишко: Васятка да Фроська — пусть уж думает, что Перпетуя просто утопла, тоже радости никакой.
— Да, нас преследуют несчастья, — хмуро согласился Степан, оттесняя дочь от коробейника.
— Соболезную вам и вашему дому славному, — опустил глаза Аким, и тут все они вышли на улицу. Там, прижавшись к стене, чтобы не затолкали, стояла кастелянша, ожидая своих.
— И Анна Николаевна здесь, — прошептал коробейник, немедленно сдёрнув с головы только что натянутую шапку, — подойду поздороваюсь.
— Батюшка, дозвольте мне заказать помин по тетушке Перпетуе, — попросила Катюша, — завтра ведь похороны, и я сюда не попаду.
— Ладно, дитя, возьми монетку, и от меня тоже, — Степан подумал, что все же Перпетуя не заслужила такой ужасной кончины, хоть и терпел её старый солдат с трудом, но помянуть, знамо дело, надобно.