1. В лагере уничтожения Собибор я, Курт Болендер, трижды спас от смерти Бернарда Шлезингера. Первый раз весною 1943 года, когда он попал в лагерь, я лично отвел его к ювелиру Фридриху Куриэлу, настоящая фамилия которого была Шлезингер, и оставил у него подмастерьем. Второй случай произошел спустя два месяца, когда охранники задержали Бернарда Шлезингера в одном из секторов лагеря, куда вход заключенным без разрешения был запрещен. Я вывел его оттуда. В третий раз я спас Бернарда Шлезингера после того, как он пробыл две недели у голландского художника ван Дама и подлежал уничтожению. В последних двух случаях Нойман требовал, чтобы мальчишку ликвидировали, а я этого не допустил.
2. Ювелир Куриэл побывал в третьем секторе лагеря, доступа в который никто, кроме эсэсовцев, не имел. И хотя произошло это по приказу Штангля, выйти оттуда он уже не должен был. Я же его выпустил и устроил на работу. Все это, я уверен, Шлезингер знает со слов Куриэла.
3. Как только я узнал, что Фридрих Куриэл болен, я тут же приказал отпускать ему пищу из кухни, предназначенной для охраны. В тот же день я сам навестил Куриэла, а также прислал к нему опытного врача.
Было и много других случаев, когда я, несмотря на риск, помогал заключенным чем только мог. Если Бернард Шлезингер знает подобные случаи, то я верю, что он этого не станет отрицать.
4. Я готов признаться в том, что, как все эсэсовцы в Собиборе, я не забывал и о себе. Несколько бриллиантов, которые я получил от Куриэла и должен был переслать в Берлин, я придержал и оставил у себя. Как и большинство людей, я не понимал, что неправедно нажитое богатство рано или поздно пойдет прахом. Все же мне хочется подчеркнуть, что, не отослав все бриллианты, я тем самым нанес ущерб рейху.
Если герр Шлезингер подтвердит упомянутые факты, я обязуюсь весь мой капитал, находящийся вне Германии, перечислить надлежащим еврейским организациям по его указанию, этого будет достаточно для того, чтобы поставить великолепный памятник погибшим в лагере Собибор. Я также обязуюсь помочь в розысках комендантов лагеря, чьи приказы вынужден был исполнять, — Штангля и Вагнера. По данным, которые дошли до меня перед арестом, оба они проживают в Латинской Америке.
P. S. Беттина, не беда, если мое письмо попадет в чужие руки. Терять мне больше нечего. Нанести больший ущерб моей чести уже невозможно. Если судьи меня не оправдают, я покончу жизнь самоубийством. Пока же уповаю на человечность, справедливость и закон».
Беттина взяла письмо из рук Берека и с тревогой посмотрела на него. Ей пришла в голову мысль, что он может оставить ее одну и уйти, не попрощавшись, однако тот спокойно рассчитался с кельнером, и они вышли на улицу. Дождик все еще накрапывал. Берек запрокинул голову вверх, к темному куполу неба, будто собираясь пересчитать невидимые звезды. Неужели, подумал он, Болендер в самом деле полагает, что весь этот бред может быть воспринят кем-то всерьез и он предстанет в глазах людей таким, каким ему хотелось бы, или же он писал это в состоянии невменяемости?
— И это все? — спросил он Беттину.