Вот тогда и зародилась мысль о том, что Береку и Фейгеле неплохо было бы осесть в Голландии. Со временем доктор Шлезингер стал ординатором в больнице профессора Корсари, а затем и его ассистентом. Часть своих пациентов профессор понемногу уступил Береку. Корсари одолжил молодой чете денег на приобретение удобного, солнечного домика, на оборудование просторного кабинета, и, судя по всему, больные довольны своим доктором, а профессор — своим учеником.
Поезд замедлил ход, и Берек внезапно услышал железный лязг буферов. Нить воспоминаний оборвалась.
…Из здания вокзала повалил поток пассажиров. Берек охватил взглядом всю шумную площадь. Через несколько минут Фейгеле в мягких башмачках на босу ногу всплеснет руками:
— Ба! Кого я вижу! Берекл приехал!
Фейгеле с ее девичьей фигуркой и короткой стрижкой на вид и тридцати не дашь. Она принимает из рук Берека букет цветов. Затем один пакет, другой.
— Ой, — говорит она, — что этот человек себе позволяет! Кто я тебе, чужая, что ты натащил мне столько подарков? Молчишь? Ну скажи, что хочешь доставить мне удовольствие. Это для меня будет самым ценным подарком.
— Нет, Фейгеле, самый ценный подарок еще впереди. Сейчас Поль Робсон споет для тебя песню.
— За песню тебе причитается поцелуй. Но почему ты так быстро возвратился? С чем ты вернулся из Хагена?
— С тем же, с чем и уехал, — отвечает Берек, будто в шутку. — Ты, Фейгеле, была права. Приговор они постараются утопить в море слов. Но правду о Собиборе…
— А разве, Берекл, она им нужна?
— Она нам нужна.
Прошло несколько дней, и из Хагена поступил номер газеты «Гейматнахрихтен» за 15 сентября 1965 года с отчетом о пятом дне судебного процесса. Та же почта доставила Береку письмо от Беттины.
Заголовочный шрифт газетного листа возвещал:
«Болендер заявляет, что сам он на 1/8 еврей».
«Болендер указал, что он происходит от евреев. Его прабабушка была незаконнорожденной дочерью еврея».
Фейгеле улыбнулась:
— Теперь ты видишь, Берекл? Кто красив, а я умна. Твоя Беттина затеяла двойную игру. Все это, от начала до конца, сплошной обман. Допустим, обершарфюреру терять больше нечего, — пусть сбудется все то, что я ему желаю, — но его троюродная сестра — хитрая, видно, бабенка. Давай-ка посмотрим, что она пишет моему муженьку.
Берек вскрыл письмо. В конверте лежала напечатанная на машинке копия заявления Беттины, разоблачающего Болендера. И ни слова Береку.
— Смотри-ка, порядочная немка, — сказала Фейгеле.
«Слово повшехне», 25 сентября 1965 года.
«Памятник жертвам фашизма в Собиборе.
В ближайшее воскресенье на территории бывшего гитлеровского лагеря смерти в Собиборе состоится торжественное открытие памятника жертвам фашизма, уничтоженным в лагере. Программой предусмотрены выступление министра Я. Вечорека и возложение венков на братскую могилу.
В торжественном открытии памятника примет участие один из немногих оставшихся в живых узников, руководитель восстания в Собиборе, советский гражданин А. Печерский»[22].
В ХИЛЬВЕРСУМЕ
В приглашении, присланном господину и госпоже Шлезингер, было сказано, что открытие выставки работ Макса ван Дама состоится 30 апреля 1966 года. Было решено выехать на рассвете.
По краю неба заалели первые лучи. Мотор автомашины пока не включен. Кругом еще царит ночная тишина.
— Берек, а Берек, ты слышишь, что я тебе говорю?
— Слышу, конечно.
— А если слышишь, то почему не слушаешься? Я хочу, чтобы ты надел теплый джемпер.
— Фейгеле, ведь на дворе уже лето, а до Хильверсума рукой подать.
— Если тебе охота простудиться — твое дело, но потом пеняй на себя.
Судя по всему, Фейгеле уже теряет власть над собой. За последнее время нервы у нее крепко сдали. С каждым годом Собибор все больше напоминает о себе. Еще немного, и она вовсе откажется ехать. Берек готов во всем ей уступить. Он уже застегнулся на все пуговицы.
В пути к ней возвращается хорошее настроение. С моря, от каналов дует свежий ветер. Дышится легко. На небе — ни облачка. Все вокруг залито солнцем, и сырой асфальт напоминает черное зеркало.
— Утро, Берекл, райское, и мне просто жаль тех, кто еще лежит в постели. А что, если остановить машину и немного пройтись?