— Согласен, — не дал ей договорить Агие, — но раньше времени нечего тревожиться. Поедем вдвоем. Одно дело — рекомендательное письмо к моему другу Гроссу, другое дело — явиться самому. Но суть не в этом. Недавно мне в руки попали важные документы об оберштурмбаннфюрере СС профессоре Вернере Хайде — научном руководителе акции «эвтаназия», жертвами которой стало свыше двухсот тысяч человек, и о любимце Гиммлера профессоре Вольфраме Зильберсе — генеральном директоре научно-исследовательских институтов по изучению проблемы наследственности. Из них явствует, что по предложению этих «ученых мужей» Францу Штанглю еще в 1940 году было приказано в кратчайшие сроки и совершенно секретно создать действующую модель лагеря смерти, по образцу которой такие же лагеря будут создаваться на территории завоеванных стран. Местом для него был избран замок Хартгейм в Австрии.
Там-то строитель из Штутгарта Эрвин Ламберт и соорудил первую газовую камеру. В этом же лагере была создана специальная школа, в которой из числа отобранных фанатично преданных нацистов готовили руководителей будущих конвейеров смерти. В свое время и Ламберт, и Хайде, и Зильберс предстали перед судом, но все они о Хартгейме предпочитали не распространяться. Вагнер был первым, кого Штангль зачислил слушателем, а несколько месяцев спустя назначил инструктором этой школы, и теперь никто, пожалуй, не знает столько о судьбе эсэсовцев из Хартгейма — куда разбрелись и где укрываются, — как Вагнер. Разумеется, выудить это у него не просто, но пытаться надо. Возможно, что и фрау Тереза Штангль вынуждена будет кое в чем раскрыться перед вами. Короче говоря, долго раздумывать не приходится. Сейчас же звоню в Сан-Паулу Гроссу, и, если обстановка не изменилась, вылетаем.
Береком владели противоречивые чувства. Хоть Фейгеле и уверяет, будто не помнит Вагнера и не узнала бы его при встрече, это не совсем так. Не забыла же она, что он высоченного роста и что он то и дело шипел. И если бы она поехала с ними, было бы совсем неплохо. Но после того, как лет десять назад они вместе ездили на процесс в Хагене, она долго не могла прийти в себя, и затянувшиеся было раны снова дали о себе знать. И он твердо решил: хватит! Он не допустит, чтобы на пути Фейгеле снова повстречался кто-либо из эсэсовцев Собибора. Что до Вондела, то его намерение тут же вылететь в Бразилию встревожило Берека.
Конечно, сообщение Агие очень важно. Да о чем тут говорить, если из оставшихся в живых ста восьмидесяти палачей Собибора перед судом Западной Германии предстали только четырнадцать. Ради того чтобы разыскать и разоблачить остальных, не следует жалеть ни труда, ни времени, ни денег, даже если это и связано с опасностью для жизни, и все же он убежден, что не только Фейгеле, но и Агие с его чувствительным к малейшим переменам климата больным сердцем не должен рисковать собой. Это не обычный полет, когда, прибыв на новое место, на час-другой переводишь стрелку часов. Это долгая и утомительная дорога, протяженностью от Восточного полушария до Западного. В Бразилии придется забыть о привычных для нас временах года. Легко ли будет Вонделу приспособиться к периоду дождей, который длится там с ноября по май? Обо всем этом Берек не раз говорил Агие, но тот все отмалчивался, делал вид, что не слышит. Как же все-таки быть?
Тем временем Вондел связался по телефону с Гроссом. Судя по доносившимся восклицаниям, там произошли какие-то перемены, и Гросс советует с вылетом повременить.
Услышав эту неожиданную новость, Фейгеле ухмыльнулась и заметила:
— Что ни говорите, а я как в воду глядела. Все их дьявольские штучки у меня уже сидят в печенках. И этот хищник не клюет на приманку. Не зря я вам напомнила про Бормана. Похоже, что это второй Ресифи.
Ресифи… Из этого бразильского города как-то поступило сообщение, взбудоражившее телеграфные агентства всего мира: «Мартин Борман арестован в бразильском штате Пернамбуку!» Вскоре, однако, выяснилось, что произошла ошибка: вместо Бормана в Ресифи задержали другого нациста, бывшего офицера СС, которого органы юстиции многих латиноамериканских стран разыскивали за торговлю наркотиками.
Понять, почему Гросс неожиданно предложил отложить вылет, было трудно, и Фейгеле все больше склонялась к мысли, что поездка в Бразилию с самого начала была пустой затеей, что она ломаного гроша не стоит, ее надо выбросить из головы и заниматься более неотложными делами. И у Вондела появились совсем иные заботы: предстоящую ему операцию по вживлению кардиостимулятора нельзя было дольше откладывать, и Берек уговорил его как можно скорее лечь в больницу.